Наталья Боброва - Юрий Богатырев. Чужой среди своих
На тех съемках все было такое рисковое, молодежное, лихое… Ни на что особенно мы не рассчитывали, работая очень весело и вкусно. Атмосфера была замечательная…
По жанру это практически вестерн. Хотя история очень простая – о четырех друзьях, которым сложно в мирной жизни найти себе место. В экстремальной же ситуации, когда нужно бежать, хватать, стрелять, – они как рыба в воде. Кстати, все без каскадеров.
А знаменитый эпилог фильма, кстати, придумал наш оператор Паша Лебешев. Был финал самый простой – герои встречались, обнимались… Не хватало эмоций. И Никита Михалков ломал голову, всех теребил: думайте над концом! у нас его нет! И Паша придумал – друзья бегут друг к другу сегодня, а встречаются в прошлом. Съемки шли уже к концу, когда пришла эта идея, и срочно досняли кусок, когда они обнимаются – молодые.
* * *Александр Адабашьян признается:
– Эту картину сейчас я не могу смотреть как кино. Я смотрю ее так, как смотрят альбом старых фотографий. Все вспоминаю, что было в этом кадре, что перед ним, кто на заднем плане… Кого-то не видел сто лет. Кто-то уже умер… А когда смотрю на массовку, в которой участвовало много чеченцев, гадаю: где они сейчас? живы ли? что с ними сталось?
Потом в «Современнике» ему все-таки начали давать какие-то роли. В спектакле про современную молодежь «Свой остров» он сыграл Януса. Играл в спектакле «Валентин и Валентина» – этот спектакль имел очень громкий резонанс, главную роль там исполнял Костя Райкин.
При этом я не могу сказать, что ему были как-то особенно близки принципы «Современника». Юра был человек абсолютно без всякой «идеологии». Прежде всего, он был очень хороший профессионал. Я думаю, что он мог бы играть абсолютно в любом театре. И по форме он мог быть и очень острым, и очень пластичным, и очень музыкальным… Он замечательно пел, играл на рояле, прекрасно двигался, несмотря на свою не очень ловкую на первый взгляд фигуру. Он же успел еще поучиться в эстрадной студии…
У него был совершенный актерский аппарат, которым он потрясающе владел. Поэтому не было у него никаких «принципов» – в смысле играть только в определенном театре. Он просто любил играть. И умел хорошо это делать.
Какой ценой – другой вопрос.
«Мне иногда кажется, что актерская профессия вообще исключает отдых», – как-то обронил он.
На «Тартюфе», например, ему часто приходилось за кулисами горстями пить адельфан – так было плохо с давлением…
При этом у него никогда не было проблем с дисциплиной. Он был чрезвычайно дисциплинированный человек. Я вспоминаю, что на съемках «Обломова» и «Механического пианино» работали идеально только Юрий Богатырев и Андрей Попов. Они всегда знали текст, всегда появлялись на площадке вовремя, полностью готовыми к работе. Никогда нельзя было видеть их на репетиции бродящими перед камерой со сценарием в руках, повторяющими текст. Юра всегда готовился заранее, текст знал наизусть. То же самое было и в театре.
* * *Была ему свойственна и ирония – это замечательное актерское качество. Он понимал, что все время нужно себя контролировать. Ни в коем случае нельзя все принимать всерьез. Все время должно быть некое «недреманное око», которое пощелкивает тебя по носу, когда тебя начинает непроизвольно куда-то заносить.
В этом смысле он был совершенно идеальным актером. И во всем, что бы он ни делал в жизни, он всегда был актером.
Я думаю, если бы его на месяц поселить где-нибудь на необитаемом острове – он бы все равно там лицедействовал. К тому времени, когда за ним приехали бы, на этом острове можно было бы найти следы существования четырех или пяти Юриев Богатыревых: отчаявшегося и пытавшегося покончить жизнь самоубийством, и, наоборот, какого-нибудь трудолюбивого Робинзона, и сибаритствующего бездельника, и старого морского волка… Там все было бы. Причем активность этого пребывания подтверждалась бы весомыми зарубками, кострищами, недостроенной хижиной… Это был его способ жизни, способ существования.
* * *Он никогда ни у кого не просил помощи ни по какому поводу. Ни денег в долг, ни тем более квартиры…
Моя мама, которая его очень любила, часто сама предлагала помощь:
– Юрочка, если что надо, ты говори.
– Нет-нет, спасибо…
Потом, когда он получил новую квартиру на улице Гиляровского и там уже устроился, он пригласил родителей на новоселье. Они поехали. Он был счастлив – наконец свой собственный угол, а не общежитие ради Христа. Там на стенах висело много его картин, афиш, было огромное количество книг, наконец, стоял стол, где в идеальном порядке лежали краски. Маме очень понравилась квартира, и она была рада, что Юрочка наконец-то устроился.
* * *Последний раз мы с Юрой много общались на съемках фильма «Очи черные». Это было в Костроме, где снимались его сцены. Он тогда произвел на меня достаточно грустное впечатление. Последний период своей жизни он явно был не в своей тарелке…
…У него всегда был большой круг друзей обоего пола, постоянно менявшихся. В основном коллеги или люди, которых он встречал в театре, на съемочных площадках. Там возникали и влюбленности, и творческое общение, и дружба. Мог смертельно по-детски обижаться на кого-то и затем прощать… Все знали, что он очень верный и преданный друг. Компании одновременно и любил, и не очень жаловал – порой с удовольствием ходил в гости и в то же время часто сидел дома в одиночестве… Но нередко устраивал застолья и у себя – такое тоже было.
* * *Говорят, он пил.
Последнее время действительно выпивал прилично. Но алкоголиком не был, а был, скажем так, бытовым пьяницей. Пил он не от потребности выпить, а таким образом снимал стресс – надо было организм как-то освобождать. Но в принципе, я думаю, он с этим бы справился. У него не было ничего такого фатального… К тому же он ложился лечиться в больницу, откуда его возили в театр на репетиции.
Видимо, все, что ему мешало как актеру, организм отторгал автоматически. Так же с курением – он то начинал, то бросал. В общем, он не курил. И без всяких усилий бросил бы пить окончательно, как только у него бы упорядочились отношения с самим собой…
То, что с ним происходило, думаю, было связано с его внутренним разладом…
Не было покоя в его душе. Не было гармонии, не было согласия с самим собой.
* * *Я думаю, сегодня его карьера расцвела бы вовсю. Ему были бы подвластны любые жанры. У него был бы огромный успех у публики.
На самом деле он прекрасный комедийный актер. Думаю, на него многие делали бы ставки, особенно в антрепризах. Мало того, что коммерчески это имя звучало бы, но и диапазон был бы мощный. При его фактуре, позволяющей что угодно играть – начиная от Гамлета и кончая опереточными персонажами, – это вполне реально.
