Аркадий Сахнин - Не поле перейти
А как распространяли? В войска же не пустят.
Смех один. Все-таки считалось, что разработана хорошая система распространения, которым занималось несколько групп.
В группе некоего Лахно, кроме Трусова, было три человека, и в их распоряжении имелась специально оборудованная грузовая автомашина. В типографии "Посева" во Франкфурге-на Майне ее загружали листовками и "Солдатской правдой", тоже считавшейся листовкой, на складе брали ненадутые резиновые шары, изготовленные в Аахене, и отправлялись в поездку, рассчитанную на десять дней. Прежде всего заезжали в городки Швайнфурт или Фулда, где брали несколько баллонов водорода, и отправлялись на зональную границу. В трех-четырех километрах от, границы выбирали в лесопарке подходящее местечко, укрытое от посторонних глаз. Работу начинали ночью.
В распоряжении группы были два типа шаров - диаметром тридцать девять сантиметров и сто семьдесят пять сантиметров. Первые могли поднять триста тридцать граммов, вторые - два с половиной килограмма. Соответственно отвешивали и стягивали специальными шнурами пачки лисговок. Затем по одному надували шары, привязывали к ним пачки так, что оставался болтаться конец шнура.
Рассказывал это Трусов, смеясь.
Дождавшись погоды, - а бывало, несколько дней ждали - Лахно определял направление и скорость ветра, и в зависимости от этого - длину болтавшегося шнура Поджигал его и выпускал шар. Шнур тлел, и считалось, что огонек достигнет узла, скрепляющего пачку, как раз, когда она будет над расположением воинской части, и листовки разлетятся. А потом потеха то ветер вдруг не в ту сторону подует, то фитилек разболтается, коснется шара и он раньше времени лопается, то унесется куда-то далеко в небо.
За ночь успевали выпустить сорок маленьких или семь больших шаров. Ну, первый раз интересно было.
Даже во второй и третий раз охогно в эти игрушки играл, вспоминалось, как в детстве воздушного змея запускали. А потом надоело. И писать отчеты надоело.
Ведь по тому, сколько листовок заброшено в советские войска, и деньги платили. Расположение воинских частей было размечено по номерам. Вот и писали - такому-то номеру столько-то штук сбросили, такому-то - столько, как бог на душу положит. Часто бывали конфузы. Числится по отчетам, будто весь тираж над противником сброшен, а находят вдруг целые пачки чуть ли не во Франкфурте.
Занимался этим делом Трусов недолго. Назначили диктором на радиостанцию, и тоже ненадолго. Поручили дело, где нужна смелость и выдержка. Не зря же учили его в Бад-Хомбургской школе методам слежки, шантажа, конспирации.
Почему на задание послали в Италию, он не знал.
Командировка обрадовала. Красивая страна, приличная гостиница, денег не то чтобы сколько хочешь, но вполне достаточно. На второй день после приезда в Рим какой-то человек поинтересовался, не из Саратова ли он приехал. Трусов ответил: "В Саратове живет мой брат".
Этот пароль дал ему Околович. Один из главарей энтээсов, старый эмигрант, работавший то поочередно, то одновременно на английскую, американскую и западногерманскую разведки. Под любую антисоветскую акцию умудрялся получать от своих хозяев крупные суммы, выдавая ее за одну из многочисленных, еще готовящихся, которые составляют стройную систему подрывной деятельное!и, 1ребующей крупных расходов.
Вместе с новым знакомым, в распоряжение которого поступил, Трусов готовился че! ыре дня. И вог настала минута.
Он вошел под навес у кафе, где на открытом воздухе стояло около десяти столиков. Еще издали увидел нужного человека. Этю советскою инженера, приехавшего в командировку, успел достаточно изучить за дни подготовки. Знал, чю он посюянно обедает именно в этом кафе в одно и то же время.
Весьма учтиво спросил, можно ли сесть рядом.
"Пожалуйста", - ответил инженер, бросив влляд в сторону, словно удивляясь, почему он хочет за этот столик, когда вокруг так много свободных мест. Стол находился у стены, а вокруг нею - три С1ула, на одном из которых, близко придвинутом к обедающему, лежал портфель. Трусов сел напрошв и, дотянувшись до стула с портфелем, положил туда и свою тонкую кожаную папку.
Инженер ел, просматривая газету. Трусов дважды пытался завести разговор, задавая какие-то вопросы, но ответы получал односложные, и беседы не получалось. Закончив с обедом, инженер рассчитался.
Высвобождая портфель, приподнял папку.
- Извините, - мгновенно наклонился за ней Трусов, и тот протянул ему папку. С двух сторон щелкнули фотоаппараты. Трусов, едва прикоснувшись к ней, отдернул руку, с улыбкой и спокойно сказал:
- Это не моя.
- Как же? - удивился инженер. - Вы ведь только сейчас ее положили.
Трусов ответил резко и громко. К их столику обернулись соседи. Кто-то поддержал инженера. Тут же вмешался слишком эмоциональный итальянец и стал что-то доказывать, сильно жестикулируя.
Возможно случайно, на тротуаре у самого входа оказались два полицейских. Едва ли мог заинтересовать их мелкий спор. Весь Рим с утра до вечера спорит. Но тут случай особый. Один резко и категорически, второй спокойно и настойчиво отказываются от папки, приписывая ее принадлежность друг другу.
Услужливый фотограф положил перед полицейскими еще влажный цветной снимок: оба спорщика улыбаются, оба держат папку, и трудно понять, кто кому ее передает. Полицейским ничего не оставалось, как проверить ее содержимое. В ней оказалась калька с подробным планом одного из крупнейших итальянских портов. Под итальянским текстом условных обозначени - перевод на русский. В уголке справа надпись "секретно" и фамилия инженера.
Более чем наивные для действий разведчика переводы на русский и эта демонстративная надпись выдавали грубую фальшивку. Но устанавливать истину - дело не полицейских. У них достаточно основании, чтобы забрать в участок обоих. Так они и поступили под шум собравшихся любопытных и крики о русском шпионе. На следующий день три газеты под сенсационными заголовками дали сообщение о задержании советского разведчика.
Трусов был спокоен. Кальку он снял с карты, купленной в магазине учебных пособий. Перевод на русский сделан не его рукой. Однако то, что ни военной, ни государственной тайны калька не представляла, выяснилось лишь через два дня. И хотя советского инженера сразу же выпустили под расписку, за эти два дня еще четыре газеты успели дать крикливые заметки о скандальной истории.
Трусова тоже выпустили. Кто делал перевод на русский, да и весь инцидент никого больше не интересовал, коль нет в нем состава преступления. Газеты свободны, что хотят, то и печатают, а если кто-то кого-то обидел или оскорбил, можно подать в суд, в том числе и на газеты, которые отказались напечатать сообщения, чем все кончилось.
