Франсиско Мероньо - И снова в бой
Ко мне спешит начальник школы.
- Какой черт приказал вам здесь садиться?
- Никто...
- Разве вы не видели, что это учебный аэродром?
- Видел, а теперь разрешите мне поговорить по телефону.
Звоню в штаб дивизии. Трубку берет генерал-лейтенант Торопчин.
- Откуда ты звонишь? - спрашивает он. - Ты же должен быть в воздухе!
- Пришлось, вынужденная посадка на аэродроме.
- Сейчас я там буду, разберемся на месте! Через несколько минут самолет Торопчина уже на аэродроме.
- Что случилось? - спрашивает генерал.
- Мотор подвел, пробило маслопровод. Видите, я ног до головы обрызган маслом.
- Как ты здесь сумел приземлиться? Вы видели это? - обращается генерал к окружившим нас курсантам.
- Нет! Мы лишь видели, когда самолет ковылял по всему полю...
- Это удается только раз в жизни... Отсюда этому самолету не взлететь, придется его демонтировать.
- Очевидно, - соглашаюсь я с ним, а мне на память приходит мой гороскоп.
Мне тогда было около четырнадцати лет. В этом возрасте все хочется знать. Помню, я обратился тогда к "известному" астрологу, французу. За двадцать пять песет он составил мой гороскоп. Основываясь на положении звезд в момент рождения человека, француз "предсказывал" будущее. Согласно гороскопу, мне следовало опасаться летать на самолетах: достаточно было одного полета, чтобы оборвалась нить моей жизни. Я прочел множество книг по астрологии, пытаясь узнать, насколько прав "знаменитый" астролог. Ничего вразумительного мне это чтение не дало, а я ведь хотел быть летчиком. Наконец я пришел к выводу, что и "знаменитости" ошибаются, тем более, что мы никогда с астрологом не встречались, а разговор с ним вели по почте: я писал из испанского города Мурсии, а он отвечал из Парижа.
Сегодня, когда прошло столько лет и я пережил две войны против фашистов - в Испании и Советском Союзе, у меня вызывают улыбку воспоминания о том времени, когда "знаменитые" астрологи за хорошую плату подсовывали молодежи свои мистические "предсказания".
В связи с этим я вспомнил случай, когда гороскоп сослужил плохую службу одному моему коллеге. Случилось это в Испании, в один из весенних дней, когда расцветали розы и маслины. Мы шли к самолетам. Солнце уже поднялось из-за горизонта. Вдруг какой-то жук с лета ударился об нос моего товарища. Тот изменился в лице и сразу как-то сник.
- Что с тобой?
- Это ужасно!.. Сегодня я не могу лететь!.. - Почему же?
- Этот жук... Это плохой знак для меня!.. Лучше я вернусь...
- Послушай... Что будет, если каждый пилот станет верить приметам? Один будет бояться жуков, другой - одноглазого кота, третий - бесхвостой собаки... Что тогда будет? Кто станет летать? Оставь свои глупости, успокойся! Ты полетишь сегодня, и ничего не случится!
К несчастью, мои прогнозы не оправдались. Мы вылетели к фронту, и в самом начале боя с врагом мой друг был сбит. В тот момент я понял свою ошибку. Дело было, конечно, не в гороскопе, не в приметах. Просто молодой летчик вышел в бой с подавленной волей, эта подавленность и сковала его...
* * *
Везде, где нам приходилось соприкасаться с советскими людьми, мы видели огромную их волю к победе. Мы прикрывали с воздуха Тулу. Население этого города также самоотверженно трудилось во имя победы. Советские люди порой и ночевали у станков, чтобы как можно больше дать продукции, нужной фронту.
Жители Тулы на сбереженные личные средства приобрели эскадрилью боевых самолетов. Эти самолеты было решено передать нашему полку...
23 февраля 1943 года - 25-я годовщина Красной Армии. Наступает рассвет. Ясное, чистое небо. Двадцатиградусный мороз румянит щеки, но, несмотря на холодную погоду, встреча нашей части с населением проходит в сердечной, теплой обстановке.
Снег на взлетной полосе утрамбован катками. У штабной землянки развевается знамя. По заснеженному полю, по улицам деревни репродукторы разносят военные мелодии. После церемонии передачи самолетов должен выступить ансамбль Леонида Утесова.
Самолет, предназначенный мне, стоит зачехленный рядом со штабной землянкой. Это новая машина конструктора Лавочкина - Ла-5. Передача этой машины символически означает передачу всей эскадрильи.
Начинается торжественная церемония. Рядом с моим будущим самолетом выстраивается весь личный состав полка. Построением первой моей эскадрильи командует пилот Михайлов. У него мощный голос, будто специально созданный природой для подачи команд. На церемонию пришли жители Бориково и окрестных деревень. Все празднично одеты. Приехал секретарь городского комитета партии из Тулы. Прибыли артисты из Москвы, делегация от рабочих коллективов Тулы. Здесь и персонал, обслуживающий аэродром.
Звучит Гимн Советского Союза. Затем берет слово секретарь комитета комсомола Тулы товарищ Ларионов. Он кладет мне руку на плечо и говорит:
- Товарищи! Молодежь Тулы и области, рабочие и колхозники передают сегодня вам эскадрилью боевых самолетов, которая будет носить имя нашего земляка, Героя Советского Союза Александра Чекалина! - Раздаются громкие аплодисменты. Ларионов, обращаясь ко мне, продолжает: - Прими нашу боевую машину, построенную на средства туляков, в подарок ко Дню Красной Армии. Береги ее. Когда пойдешь в бой на этом самолете, помни наш наказ: "Будь беспощадным к врагу! Отомсти фашистам за пролитую кровь наших отцов, матерей, братьев и сестер! Обрушь на головы проклятых извергов рода человеческого всю силу огня боевой машины. Истребляй их на земле и в воздухе. Не дай ни одному фашисту уйти живым с нашей земли!.." Пусть нашу эскадрилью овеет слава боевых побед! Пусть наши быстрокрылые птицы станут грозой для немецких оккупантов! Всеми своими делами и помыслами мы всегда с вами. Наш лозунг: "Все для фронта, все для победы над врагом!"
Звучит музыка. Раздаются громкие аплодисменты, слышатся возгласы: "Смерть немецким оккупантам!", "Да здравствует наша победа!".
В горле у меня першит. Чувствую, как учащенно бьется сердце. Крепко сжимаю челюсти. Влажная пелена застилает мне глаза. Никогда еще я так не волновался и не был таким счастливым. Огромное доверие советских людей, оказанное мне в то суровое военное время, сделало меня самым счастливым человеком на земле.
Не в силах сдержать нахлынувшие на меня чувства, я повернулся к Ларионову, и мы крепко, по-братски обнялись с ним. Аплодисменты загремели с новой силой.
Стараюсь взять себя в руки. Смотрю на небо: два белых голубя то взлетают, то опускаются, то скрываются за маковкой полуразрушенной деревенской церкви. Жители деревни смотрят на меня полными слез глазами и радостно улыбаются. Их взгляды напоминают мне о том, с какой теплотой относятся они к нам, испанцам. Все взоры обращены на меня... Фернандо Бланко делает мне знаки рукой, как бы говоря: "Ну, давай же!.. Соберись с мыслями!.. Говори!"
