Франсиско Мероньо - И снова в бой
- Да, конечно... Но... Ты знаешь, мы живем здесь одни... Только молодые парни, женатых здесь нет...
- Пусть тебя это не волнует, - ответила за Ольгу ее мать. - Понемногу все уладится, образуется.
Через несколько дней мы отпраздновали свадьбу, а дирекция завода изыскала возможность и предоставила молодоженам комнату.
Ольгу все уважали и любили за ее мягкий, обходительный характер. Она как бы олицетворяла собой всех советских людей, солидарных с испанским народом в его борьбе против фашизма. Ольга хорошо понимала нас, сочувствовала нам, искренне переживала вместе с нами наши горести, радовалась нашим успехам. И хотя ей было всего восемнадцать лет, она умела с достоинством и мужественно держаться в самых сложных ситуациях.
Война нарушила жизнь миллионов и миллионов людей. Ворвалась она и в жизнь молодой четы - Ольги и Дамьяна, но не смогла разрушить их любви. Когда мы, испанские авиаторы, обучались в лагере под Москвой, Ольга с матерью поселилась неподалеку от нашего лагеря, чтобы иметь возможность видеться с Дамьяном.
Потом, когда нас перевели на Урал, где мы учились летать на немецких самолетах, дежурный по части офицер однажды сообщил:
- Макайю возле проходной ждут две женщины. Услышав эти слова, Дамьян обрадовался:
- Это Ольга и ее мама!
Мы гурьбой поспешили к проходной. Там стояла Ольга с чемоданом в руках, а рядом с ней - ее мать с каким-то пакетом.
- Смотри, Дамьян, твоя жена!
- Ольга!..
- Дамьян!..
- Как тебе удалось найти меня? - спросил Дамьян, нежно обнимая Ольгу.
- О-о!.. И не говори! Долго все рассказывать... Я дошла до маршала Ворошилова. Знаешь, я беременна, и мне разрешили поэтому поехать к тебе...
- Превосходно! У нас будет ребенок! Это здорово! Я поговорю с комиссаром части капитаном Капустиным. Думаю, все уладится... У нас здесь живут военнослужащие с семьями.
- Знаешь, Дамьян, я не могла больше жить без тебя!
- К сожалению, скоро нам придется расстаться. Идет война, и в ближайшее время мы отправляемся на фронт.
Майор Хомяков и капитан Капустин сумели найти жилище для семьи Дамьяна Макайи. А через несколько дней мы заканчивали тренировки. Приближалась годовщина Великого Октября. Мы рвались на фронт: враг стоял у ворот Москвы.
Вот мы и прощаемся с Уралом. На перроне железнодорожной станции у состава, в котором часть отправляется на фронт, небольшая группа испанских летчиков прощается с двумя женщинами - Ольгой и ее матерью. Обе плачут.
- Дамьян, береги себя!..
- Хорошо, Ольга... Не плачь! Живи пока здесь... В твоем положении долгие путешествия противопоказаны... Фронт сейчас проходит у самой Москвы. Там воздушные тревоги, бомбардировки. Наберись терпения, Ольга, прошу тебя!
- Да, я попытаюсь... Буду ждать тебя! - отвечает она, всхлипывая. Буду ждать... А ты пиши, слышишь!
- Кончится война, и мы опять будем вместе, мы будем счастливы!..
- Знаю... Знаю...
- Не беспокойся, все будет хорошо!
Паровоз дает протяжный, берущий за душу гудок. Эшелон судорожно дергается. К поезду со всех сторон по перрону бегут солдаты. Несколько мгновений мы еще видим, как две женщины машут нам руками.
- Дамьян, прощай!..
- Ольга-а-а!..
В Москве Дамьян и Рамон были направлены в бомбардировочную авиацию для ночных полетов. Каждую ночь их самолеты совершали по три-четыре вылета с целью бомбардировки коммуникаций врага, непосредственно ведущих к фронту, а также его тыловых частей. Положение оставалось сложным - враг продолжал рваться к Москве. Полеты и снова полеты.
Однажды в перерыве между полетами, когда Дамьян шел в столовую выпить чашку чая, он столкнулся в дверях с Рамоном.
- Видел Ольгу? - спросил его Рамон.
- Нет... А где?!
- Они в штабе - Ольга и ее мать, обе.
- Мадре миа! - воскликнул оторопевший Макайя.
- Не беспокойся. Уже дали распоряжение их устроить.
Однако на этот раз увидеться им не пришлось. Экипаж самолета, на котором летал Макайя, был занят срочной подготовкой данных для налета на Кенигсберг. Метеорологическая обстановка складывалась сносная: большая часть маршрута до побережья Балтийского моря была прикрыта низкой облачностью, в районах Смоленска и Вильнюса находился снежный фронт, а мощный антициклон шел со стороны Скандинавии на юго-восток. Ко времени полета в район Кенигсберга там предполагалась ясная погода. Ветер, с учетом высоты, должен был благоприятствовать полету. Все, казалось, готово. Дамьян, беспокоясь за Ольгу, рассказал об этом Морозову, командиру экипажа.
- Напрасно волнуешься, - ответил тот, - вернешься и увидишься с женой.
Они взлетели, приземлились еще раз на своей территории, чтобы дозаправиться, и опять взлетели. На высоте пять тысяч метров взяли курс на северо-запад. Ничто не мешало полету: казалось, нет никакой войны. Все было скрыто черным покрывалом ночи. Самолет шел в облаках по приборам. Летчик включил автопилот. Летели долго, по радио слушали радостные вести с фронта из-под Москвы: советские войска наступали, было освобождено более ста населенных пунктов, вперед продвинулись еще на тридцать километров.
Внизу, под крылом, сверкнул в разрыве облаков отсвет от воды.
- Где мы находимся? - спросил Морозов.
- Мы немного уклонились вправо. Сейчас летим над городом Мемель. Через двадцать минут будем над целью.
Морозов отключил автопилот, наклонил самолет на левое крыло и продолжал полет, набирая высоту. Шесть тысяч метров. Макайя сделал расчеты и сказал:
- Пять градусов вправо!
И вдруг воздух наполнился разрывами зенитных снарядов. Прожекторы из городских кварталов и с кораблей ощупывали небо в поисках бомбардировщика, но экипаж, казалось, не обращал на это внимания. Самолет вышел на последнюю прямую, и Макайя положил руку на бомбосбрасыватель.
- Два градуса влево!.. Хорошо, так держать!
Они летели уже прямо над целью, и Дамьян сбросил бомбы. Освободившись от груза, машина как бы в знак благодарности подняла нос к небу. Веселее загудели моторы. Пилот направил самолет на восток. Чтобы скорее выйти из опасной зоны, летчик спикировал, но в самый решающий момент, когда все почувствовали удовлетворение от выполнения задачи и испытывали желание поскорее избежать близкой опасности, прожектор захватил правую плоскость. Другие прожекторы тут же осветили самолет, и он, как звезда, загорелся на ночном небосводе.
Сильный тупой удар вывел из строя левый мотор, и в то же мгновенье всю левую плоскость и часть фюзеляжа охватило пламя. Самолет превратился в горящий факел. Морозов убрал газ, выключил моторы и, маневрируя, пытался сбить пламя, но это не дало результатов. Самолет начал разваливаться в воздухе.
- Прыгать, прыгать с парашютом! - отдал последний приказ командир.
