Владимир Корнилов - Демобилизация
- Да что вы, Игнат Трофимович? - от неожиданности покраснел Новосельнов.
- Не стесняйся. Между своими - какой стыд?
- Нет, я компенсацию получил, - хлопнул себя Гришка по кителю, где слева весьма солидно оттопыривалось от свернутых сторублевок.
- Могу для симметрии добавить, - загоготал бывший лагерник. - Совсем как баба будешь.
"Чтоб ты меня, как бабу..." - уточнил про себя Гришка. - У жены дома кое-что есть, - пояснил вслух. - Так что спасибо пока...
- Это ты правильно сказал - пока. Телефон запиши мне тут, - пододвинул ему хозяин совершенно нетронутый бювар, лежавший рядом с такой же нетронутой пепельницей на журнальном столике.
В доме не писали и не курили. После лагеря хозяин решил беречь здоровье, а дочь-юристка, хоть квартира и была на ее имя, жила у мужа.
- А вообще бы взял, - повторил хозяин с усталым безразличием. - Или сразу на работу пойдешь?
- Не знаю, - пожал плечами Гришка. Устраиваться в Ленинграде ему страсть как не хотелось.
- На одну комнату - это я тебе в месяц организую. Сейчас уже поздно, завтра с утречка обзвоню кой-кого. Вас двое?
- Теща третья, - снова покраснел Гришка, словно почувствовал себя виноватым.
- Ну, трое еще сойдет. В Москве сколько угодно таких, что вшестером на пяти метрах кувыркаются.
17
В детстве, еще при живом отце, Борька обожал дядю Васю, часто про себя сравнивая их, и почти всегда симпатии перепадали Василию Сеничкину.
Но последнее время говорить с дядей Васей было не о чем.
"Как служба, солдат?" - "Полный порядок!" - И всё в таком же духе. Спросить, что там, наверху, неловко да и всё равно отшутится, не ответит. Он и Алешке ничего не сообщал. И если что и просачивалось в семью, так только через Ольгу Витальевну. Та иногда любила пофорсить перед сыном и невесткой.
Бориса же Ольга Витальевна не жаловала. Просто так, ни почему. Места он много не зани-мал - всего чемодан держал в кладовке. Но всё-таки он был чужой, посторонний, и видел, как живет дом. Наверное, еще в части своей, таким же дуракам-офицерам выбалтывал, как Василий Митрофанович все вечера сидит в гостиной один на один с телевизионным приемником; а книг вовсе не читает.
Дети сколько раз изводили из-за этого ящика: на кухню переставь или в спальню. Но стояла насмерть, хотя телевизор тоже не терпела.
- Пусть смотрит. Работа у него тяжелая, - отвечала детям.
Эту работу Вася от нее не скрывал. Всё секретное и несекретное, как на исповеди, в спальне выкладывал. С кем же ему еще советоваться было? Она и журналы по его отрасли читала, разры-валась между ними и школой, и уже совсем подумывала бросить школу. Всё-таки техника - это не то, что директорство или язык с литературой. Техника была самая передовая и почти вся за нулями. Под рукой Василия Митрофановича было два полных академика, три член-корра, с десяток докторов, а кандидатов наук она и сосчитать бы не могла. Чуть ли не каждый месяц люди защищали диссертации. Народ у Василия Митрофановича рос быстро. Но сам В. М. Сеничкин был всего лишь инженер, да и, честно сказать, с образованием не сильным: институт заканчивал в тридцать пять лет без отрыва от службы. Давно надо было ему сделать диссерта-цию, но тут имелось одно немаловажное препятствие.
В своей технической епархии он был самым главным. Выше не было никого, и потому его пост был приравнен к министерскому, а Управление - к министерству.
Так вот, по своей технике двигаться Василию Митрофановичу было некуда. Только что вниз... И возраст у него был какой-то неопределенный - пятьдесят два года. А время после смерти товарища Сталина стояло тоже непроясненное. И хоть академики под рукой и техника очень существенная, но, как на беду, не самая основная, а вспомогательная. И вспоминали на самом верху о Василии Митрофановиче не чересчур часто. "ЗИС" у него был черный, но без дополнительных фонарей. Дача была в два этажа, но стояла не отдельно, а в общем посёлке, где ни один полный министр не жил, хоть посёлок был за забором и была проходная, на которой спрашивали: к кому идете, и даже иногда по телефону справлялись: пускать или нет.
Могло, конечно, повернуться колесико удачи, как однажды оно повернулось шесть лет назад. Могло повернуться еще, и даже недавно чуть не повернулось на ползубчика. Предлагали перейти в самый большой главк одного умопомрачительного министерства и дали бы даже генерала (с войны Василий Митрофанович имел полковника). Перспектива, конечно, была - можно было через год сесть в заместители, а зам того министерства - это было побольше обыкновенного рядового министра. Но начальник главка - хоть и перспективно, но сначала не слишком много. "ЗИМ" вместо "ЗИСа" и зарплата ниже. И дача в другом, еще не обжитом месте. Три ночи судили супруги в спальне, переходить или нет, и не решились. Лучше бы уж просто не спрашивали, взяли и перевели. Тогда всё. Приказ он приказ. А вот взять на себя такую ответственность, посоветовать: "Переходи!" - Ольга Витальевна не могла. А вдруг бы не потянул? Тогда как?
И остался старший Сеничкин у себя в Главном управлении при Совмине, на той же даче, при той же машине и так же сидел вечерами перед своим телевизором "Темп-1". И диссертации ему тоже не написали.
- Совесть коммуниста не позволяет, - отнекивался Василий Митрофанович, когда Алеш-ка советовал выбрать тему и засадить кого-нибудь из толковых инженеров за две параллельные работы: для себя и для начальства. - Нет, не позволяет совесть, - вздыхал Василий Митрофа-нович.
Но, честно говоря, немного кривил душой. Не нужна ему была эта диссертация. Если стремиться наверх, то она уж вовсе ни к чему. Ведь брать-то будут не как научного специалиста, а как опытного, толкового администратора. А если взять направление усидеть на данном посту, то и кандидатство не поможет.
Шесть лет назад занимал это кресло не кандидат и не доктор наук, а полный академик, на всю страну прославленный товарищ, молодой красивый генерал с кучей орденов и звездой Героя. Собственно, для него сделали еще до войны это Управление, преобразовали из какой-то махонькой конторы - и он тут как раз был на месте, хоть, понятно, академиком был липовым. Но слава у него была своя, заработанная, и талант тоже. А у Василия Митрофановича до войны была только жена с характером, да две комнатенки в коммунальной квартире не в Москве. И вот каким-то чудом красавец-генерал оценил Василия Митрофановича и перетащил в столицу. И стал расти Василий Митрофанович тут, в Главном управлении, не так чтобы быстро, но надежно. Не быстро, потому что за счастливчиком-генералом, который сиял довоенной и военной славой, звездой с иконостасом, красивой внешностью и звонким талантом, не было видно простого русского человека, работягу Василия Митрофановича Сеничкина.
