Фаина Пиголицына - Мстерский летописец
Он серьезно занялся обучением сына рисованию, учил его писать образа на стекле и на доске. Внушал:
— Учись, станешь художником, может, вольную получишь.
Александр Кузьмич еще в молодости пытался откупиться у помещика, но тот отказал. Теперь он хотел дочерей выдать замуж за купцов, чтобы уйти из податного сословия, а сыну дать образование.
Успехи сына в учебе и рисовании радовали Александра Кузьмича и давали надежду, что мечты его осуществятся.
От тяжелых дум Ваню отвлекали детские потехи. В чистый понедельник (первый понедельник великого поста) с утра мальчишки, собираясь толпами, вооружившись палками, шли по Мстёре, из дома в дом, переводить мышей.
Подходя к избе, они кричали в окно:
— Мышам перевод!
Хозяйки были рады мальчишкам, распахивали перед ними ворота и вели, в первую очередь, в подполье.
Гурьбой мальчишки лазили по подполью, стучали палками по углам и оглушительно кричали:
— Мыши, мыши, вон! Кыш, чертово племя!
Бытовало поверье: если мальчишки-гонялыцики обойдут все мышиные места и хорошо пошумят, то весь год потом не заведется ни одной мышки.
И хозяйки водили мальчишек (им это не работа, а потеха) по амбарам, сеновалам и погребам. А потом угощали пряниками и черносливом, а кое-что, как, например, небрежно лежащие мороженые или моченые яблоки, мальчишки и сами прихватывали.
Почти в каждом доме были кошки и механические мышеловки, однако суеверие не пропадало. И пуще всего хозяек пугала в этот день нежданная гостья, позабывшая про обычай. Считалось, что если в этот день в дом зайдет девица, то в него сразу отовсюду сбегутся мыши и их уже не выгнать никакой силой.
Потому забывшуюся девушку встречали у порога бранью и в избу не пускали. И девушки в этот день сидели по домам.
Александр Кузьмич Голышев первый в Мстёре стал торговать картинками, и теперь у их лавки постоянно толпился и стар и млад, а когда из Москвы приходили подводы с новыми картинками, к Голышевым торопились матери девочек-цветилыциц, чтобы успеть набрать картинок для раскраски.
Ваня с сестрами толклись тут же, у связок с картинками, не терпелось посмотреть, что новенького привез отец. Потом картинки, уже раскрашенные, возвращались обратно в их дом, и отец разрешал отбирать от каждой стопы по две-три для развешивания по стенам дома.
Научившись читать, Ваня прирос к книгам. Теперь, запасаясь в Москве книгами, Александр Кузьмич постоянно думал о сыне. Он сам любил читать, и у него уже была дома небольшая библиотека, но много читать ему было некогда, надо было семью кормить, а Ване он разрешал часами торчать в лавке с книгами.
Весной, в разлив, река Мстёра соединялась с Клязьмою, и сотни ботников скользили туда-сюда по этому водному раздолью, взрослые — по делам, мальчишки — из баловства.
Из заречья по субботам приставало в разлив к мстёрской пристани до пятидесяти ботников с рыбой. Рыбаки-торговцы вытаскивали свои ботники на берег и, выстраиваясь в два ряда, чтобы посредине был ход для покупателя, продавали рыбу разных сортов и размеров.
Больших щук, до десяти — пятнадцати фунтов, все покупали для икры, икру мстеряне делали сами. Обварив ее три раза кипятком, мало присаливали, вываливали на решето, чтобы стекала вода, а потом укладывали в банки. Хранилась такая икра, даже в погребе, отсилу две недели, но вкусна была необыкновенно и видом аппетитна — как янтарь.
Ребятишкам даже смотреть на рыбу — забава, и Ваня с утра толкался на импровизированном базаре.
Рыбу помельче: плотву, окуня, лещика, язя — покупали для копчения. Коптили уже не все, тут требовалось особое мастерство, и даже был свой секрет.
Но больше всей этой крупной рыбы ценились пескари, моль, малявки, они стоили дороже щук и окуней, покупались в огромном количестве и, засушенные, служили лакомством.
Мстёрские барышники, удалые перекупщики, сторожили ботники с рыбой и скупали ее оптом, сразу весь ботник, а потом со значительным барышом продавали ее потихоньку, по фунтам, «раздробительной мелкой продажей».
Иногда зарецкие рыболовы приводили во Мстёру живых сомов, приковав их цепью к ботнику, но последнее время сомы уже были не те, помельчали и прятаться стали лучше; чтобы поймать — приходилось изрядно потрудиться; и цены на них выросли.
Ваня заканчивал приходское училище.
Все мстёрские мальчики в восемь-девять лет пристраивались учиться какому-нибудь ремеслу, чтобы к совершеннолетию, женитьбе, овладеть профессией.
Александр Кузьмич хотел учить сына дальше, но, куда послать его, еще не знал. Ване нравилось рисовать. Учиться он тоже был не прочь, только страшно было уезжать из Мстёры, из дома.
Часть II Московские университеты 1849–1858
Предшественник Николая I, Александр I, был хорошо образован и, еще будучи цесаревичем, имел намерение «перевести на русский язык столько полезных книг, как это только окажется возможным». Открылось при нем множество церковно-приходских училищ, вновь учреждены были университеты в Петербурге, Харькове, Казани и Варшаве. Открылся церковно-селъский лицей, медико-хирургическая академия, разные институты, множество частных пансионов, а владельцам фабрик и заводов было «высочайше повелено» заводить воскресные школы для малолетних фабричных.
Знаменитый промышленник Демидов внес на просвещение целый миллион рублей, а граф Сергей Григорьевич Строганов решил открыть рисовальную школу для ремесленников. Путешествуя за границей, он изумлялся совершенству, «которое вносится парижскими рабочими во все произведения». «Разве не может быть так же совершенен в своем деле русский талантливый народ? — размышлял граф. — Может».
В то время как граф Строганов ратовал за образование ремесленников, князь Цертелев писал в журнале «Вестник Европы», что науки могут быть вредны для народа, если «в сообщении оных» не будет соблюдена мера. Князь считал, что крестьянину грамота и вовсе не нужна, ибо долг его — возделывать землю. А если крестьянин займется чтением, то поля останутся необработанными. И даже гораздо позднее, в 1843 году, в Академии художеств спорили, допускать ли крепостных людей к обучению художествам в училище.
Строганов же собирался открыть рисовальную школу именно для детей бедных ремесленников и крепостных крестьян, то есть для детей «несвободного состояния», и хотел обучать их бесплатно. Множество бумаг пришлось исписать графу, доказывая правительству, что карандаш для рабочего — как перо для писателя и что необходимо, чтобы каждый столяр, плотник или обойщик умел воспроизводить свои идеи на бумаге.
Александр I поддержал затею графа, и в 1825 году рисовальная школа в Москве была открыта. Восемнадцать лет Строганов содержал ее полностью за свой счет, затрачивая ежегодно по пятнадцать — двадцать тысяч рублей ассигнациями. Но, видно, и графские капиталы не бесконечны. С годами все труднее становилось Строганову обеспечивать школу всем необходимым, и в 1843 году, опять после долгих хлопот, он передал школу на казенное содержание, но называлась она по-прежнему Строгановской.
