Абрам Лурье - Гарибальди
Весть о подвигах Гарибальди в борьбе за свободу Уругвая достигла, наконец, Италии. Газеты печатали подробные сообщения, поэты сочиняли оды и гимны, была открыта подписка на «почетную шпагу для полковника Гарибальди».
Оказав такие услуги стране, в которой он жил и за которую сражался, Гарибальди оставался бедняком. Современники поражались необычайному бескорыстию Гарибальди: он всегда отказывался от денежных наград, подарков и земель, которыми уругвайское правительство хотело наградить его и легионеров. Уругвайский посланник в Париже Пачеко-и-Обес рассказывал: «В доме Гарибальди, главы Итальянского легиона, человека, отдавшего жизнь за Монтевидео, по ночам не было света, так как свечи не входили в солдатский паек (а это было все, на что жил Гарибальди с семьей). Я, занимавший тогда пост военного министра, послал Гарибальди со своим адъютантом Торресом 100 патаккони. Но тот, удержав для себя только половину, другую половину передал одной вдове, которая, по его мнению, нуждалась больше, чем он. Итак, 50 патаккони — это все, что Гарибальди получил от Уругвайской республики. Семья его жила в бедности, сам он одевался так же, как все прочие солдаты. Часто его друзьям приходилось прибегать к хитрости, чтобы заставить его купить себе новое платье вместо изношенного».
Желая вознаградить итальянских легионеров, президент Фруттуозо Рибера в 1845 году написал письмо Гарибальди, предлагая ему и товарищам в дар участки земли. Гарибальди ответил следующим письмом:
«Многоуважаемый сеньор!
Полковник Пароди, в присутствии всех офицеров Итальянского легиона, передал мне ваше любезное письмо от 30 января и акт, которым вы дарите Итальянскому легиону часть принадлежащих вам земель — между Арройо де Авенас и Арройо Гранди, к северу от Риу Негру; кроме того, все стада и фактории, которые находятся на этой территории. Вы говорите, что это дар за услуги, оказанные нами Республике. Итальянские офицеры, выслушав текст письма и акта, единодушно заявили от имени Легиона, что, получив оружие и предложив свои услуги Республике, они вовсе не предполагали получить иной награды, кроме чести делить все опасности с жителями страны, оказавшей им гостеприимство. Поступая так, они повиновались голосу своей совести и считали свои поступки просто исполнением долга… Они не желают иной награды, кроме этой. Имею честь, ваше превосходительство, сообщить вам ответ Легиона, вполне соответствующий и моим убеждениям и чувствам. Прилагаю оригинал дарственного акта.
Джузеппе Гарибальди»
Несмотря на блестящие победы Итальянского легиона в Уругвае, на горячую признательность и любовь к нему уругвайского народа, Гарибальди стал заметно охладевать к уругвайскому освободительному движению, когда из письма Мадзини узнал, что в Италии поднимается новая могучая волна народного движения.
С этого момента все помыслы Гарибальди принадлежали родной Италии, ее борьбе за свободу.
ВЕСТИ О РЕВОЛЮЦИИ. ДОМОЙ, В ИТАЛИЮ!
До далекого Уругвая доходили лишь отрывочные сведения о начавшемся в Италии новом революционном подъеме. Одним из первых событий, ставших известными Гарибальди, были «реформы», проведенные летом 1846 года папой Пием IX под давлением революционного брожения в массах. 16 июля папа объявил амнистию политическим заключенным, и в тот же день заключенные замка св. Ангела были выпущены на волю. Пий IX разрешил также организовать национальную гвардию и провозгласил свободу печати, разумеется в очень узких рамках.
Этот либеральный жест папы, вызванный главным образом боязнью революции и стремлением обмануть массы, произвел сильное впечатление на католические слои итальянской буржуазии, усмотревшей в этом «начало новой освободительной эры». Энгельс иронически пишет об этом поступке Пия IX, «первого буржуа Италии»: «Италия показала нам необычайное зрелище того, как человек, занимающий самый реакционный пост во всей Европе, представляющий собою окаменевшую идеологию средневековья, — как римский папа стал во главе либерального движения»[15].
«Трудно, — пишет Кунео, — описать впечатление, которое производили на Гарибальди эти известия из Италии. На лице его появилось новое выражение. Он был очень возбужден, часто задумывался, а на устах его появлялась легкая улыбка, словно у человека, которого ждет большая радость… Уругвайское правительство никак не могло примириться с потерей такого человека. Оно пыталось удержать его, бесконечно откладывая день его отъезда в Европу. Все эти проволочки и препятствия причиняли Гарибальди глубокое огорчение: он говорил, что «каждый лишний день, проведенный в чужом краю, украден у родины».
«Подобно прочим, — говорит Гарибальди в «Мемуарах», — и я поверил, что Италия вступает в новую эру свободы. Я тотчас решил поддержать папу в его великодушных намерениях, предложив ему помощь мою и моих товарищей по оружию». 12 октября 1847 года Анцани и Гарибальди написали письма папе, выражая восхищение его реформами. Они рассказывали об успехах Итальянского легиона в Америке и предлагали «реформатору» свои услуги. Увы! Их наивный энтузиазм не встретил в Ватикане никакого отклика. Тем не менее Гарибальди и часть легионеров твердо решили уехать в Италию. (Уже после их отъезда, в Монтевидео был получен ответ от папского нунция Бедини — человека, впоследствии терроризовавшего всю Романью и превзошедшего жестокостью даже австрийских оккупантов. В письме выражалось удовлетворение «патриотизмом и набожностью» Гарибальди, но Бедини лицемерно «сожалел», что «дальность расстояния, равного половине земного шара, мешает воспользоваться его великодушным предложением».)
Расстояние в целое полушарие не могло остановить такого человека, как Гарибальди, когда речь шла об освобождении родного итальянского народа. Полный новых сил и радостного возбуждения, он стал готовиться к поездке на родину. «Я намерен был, — писал он, — оказать поддержку революции всюду, где она вспыхнула, и разжигать ее там, где она еще не дала себя знать, например в Абруццах.
А пока… ни у кого из нас не было ни гроша на поездку…»
Что же происходило в это время в Италии?
Вплоть до 1848 года в итальянских государствах непрерывно росло возмущение против иноземного гнета и всего феодально-деспотического строя. Большую роль сыграла и революционная пропаганда «Молодой Италии», которая непрерывно продолжалась, несмотря на провал мадзинистских заговоров. Писатели и ораторы помещали свои пламенные сочинения в подпольных листках и журналах, передававшихся из рук в руки, из одного конца Италии в другой. Сочинения эти распространялись в огромном количестве. Время от времени вспыхивали заговоры, кончавшиеся для их участников трагически. Так, болонский заговор мадзинистов 1843 года закончился преданием его участников военному суду. После подавления восстания на морском берегу у Роданины в мае 1844 года было казнено двадцать человек. 23 сентября 1844 года вспыхнуло восстание в Римини, также окончившееся неудачей.
