Олег Смыслов - Степан Бандера. «Икона» украинского национализма
Сотрудник отдела оперативно-технических средств Тимашков получил задание изготовить взрывное устройство, внешне выглядевшее, как коробка шоколадных конфет, расписанная в традиционном украинском стиле. Вся проблема заключалась в том, что мне предстояло незаметно нажать на переключатель, чтобы запустить часовой механизм. Мне этот вариант не слишком нравился, так как яркая коробка сразу привлекла бы внимание Коновальца. Кроме того, он мог передать эту коробку постоянно сопровождавшему его Барановскому.
Используя своё прикрытие — я был зачислен радистом на грузовое судно «Шилка», — я встречался с Коновальцем в Антверпене, Роттердаме и Гавре, куда он приезжал по фальшивому литовскому паспорту на имя господина Новака. Литовские власти в 30-е годы регулярно снабжали функционеров ОУН фальшивыми загранпаспортами.
Игра, продолжавшаяся более двух лет, вот-вот должна одна завершиться. Шла весна 1938 года, и война казалась неизбежной. Мы знали: во время войны Коновалец возглавит ОУН и будет на стороне Германии».
И действительно, Коновалец был опаснейшим противником. И не только для СССР. Учитывая польскую кровь по матери, с трудом можно понять Коновальца как последовательного борца за освобождение украинских земель из-под власти Польши.
И тем не менее именно Коновалец инициировал начало объединения в среде разрозненных украинских националистических организаций, завершив этот процесс в 1929 году. Благодаря Коновалыгу ОУН превращается в новый фактор украинской националистической политики.
Вот его слова, сказанные в одном из споров с политиками из среды демократов относительно будущего устройства Украины: «Вы идите на Киев через Париж и Лондон, а мы, националисты, будем идти через Берлин и Токио. Главное — идти на Киев».
Однако, как пишет кандидат исторических наук К. Бондаренко, «в руководящих структурах ОУН во времена Коновальца работали двое русских (Костарев и Кожевников), двое поляков, один еврей и один полуавстриец-полусловенец. Настоящий националистический интернационал!»
Естественно, у Коновальца были и серьёзные промахи, и банальные злоупотребления, замеченные прежде всего самими немцами.
«Их особенно раздражала поставляемая «украинской агентурой» дезинформация о положении в СССР, в которой хвастливо преувеличивались заслуги ОУН «в деле подрыва СССР изнутри, — считает А. Войцеховский. — По-иному стал смотреться и сам Коновалец, проваливший агентурную работу в Польше и Швейцарии и выдворенный из этих стран за террористическую деятельность. Ответственный чиновник НСДАП Шикеданц докладывал руководству нацистской партии: «Коновалец не произвёл на меня впечатления вождя народа и даже в какой-то мере значительной личности. На мой взгляд, его можно отнести к категории людей посредственных способностей». Всё более скептическое отношение к нему сменялось открытым игнорированием. Берлинская «Фольксцайтунг» без всяких обиняков называла «вождём украинцев», верным последователем Гитлера Рико Ярого. Имя Коновальца даже не упоминалось…»
Но вред, который приносила его деятельность Советскому Союзу, был однозначно велик. Под руководством Коновальца ОУН готовила своих боевиков к вооружённому вторжению на Украину вместе с германскими войсками. Не исключалась и японская армия.
В 1938 году он имел намерение нелегально прибыть в Украину с целью поддержки остатков националистического подполья.
А в это время в Москве было изготовлено взрывное устройство в виде коробки конфет. Как вспомнит сам Судоплатов, «часовой механизм не надо было приводить в действие особым переключателем. Взрыв должен был произойти ровно через полчаса после изменения положения коробки из вертикального в горизонтальное. Мне надлежало держать коробку в первом положении в большом внутреннем кармане своего пиджака. Предполагалось, что я передам этот «подарок» Коновальцу и покину помещение до того, как мина сработает.
Шпигельглас сопроводил меня в кабинет Ежова, который лично захотел принять меня перед отъездом. Когда мы вышли от него, Шпигельглас сказал:
— Тебе надлежит в случае провала операции и угрозы захвата противником действовать как настоящему мужчине, чтобы ни при каких условиях не попасть в руки полиции.
Фактически это был приказ умереть. Имелось в виду, что я должен буду воспользоваться пистолетом вальтер, который он мне дал.
Шпигельглас провёл со мной более восьми часов, обсуждая различные варианты моего ухода с места акции. Он снабдил меня сезонным железнодорожным билетом, действительным на два месяца на всей территории Западной Европы, а также вручил фальшивый чехословацкий паспорт и три тысячи американских долларов, что по тем временам было большими деньгами. По его совету я должен был обязательно изменить свою внешность после «ухода»: купить шляпу, плащ в ближайшем магазине».
Примерно «с 1933 года Коновалец особенно страдал от болезни почек. Иногда болезнь становилась невыносимой — и ему приходилось отходить от дел, заниматься лечением. У него оставалось мало времени для семьи, однако он очень любил свою жену Ольгу и сына Юрия и всячески старался компенсировать своё отсутствие дома. Особенно он баловал сына, посылая ему конфеты и шоколад. После нескольких покушений на Коновальца было решено отправить его семью в Рим, где она находилась бы в безопасности. Сам Коновалец продолжал странствовать: Берлин, Прага, Берн, Роттердам» (К. Бондаренко).
Во время своих визитов к Коновальцу Судоплатов постоянно привозил вождю ОУН в коробках из-под обуви и печенья крупные суммы денег, сигареты, а кроме того, шоколад для его любимого маленького сына Юры. Словом, Судоплатов не просто пришёлся Коновальцу по душе, но и приручил его «своими подарками».
Настал черёд и самого последнего!
23 мая 1938 года в Роттердаме погода была тёплой и солнечной. Пролил дождь. На часах без десяти двенадцать. Коновалец уже ждал за столиком у окна ресторана «Атланта». Судоплатов вошёл туда и подсел за столик. Говорили недолго и условились снова встретиться в центре города в 17.00. Только теперь Павел Анатольевич бережно положил ту самую коробку шоколадных конфет на столик рядом с ним, сказав, что срочно необходимо вернуться на судно.
«Мы пожали друг другу руки, и я вышел, сдерживая своё инстинктивное желание тут же броситься бежать, — расскажет спустя десятилетия ПА. Судоплатов. — Помню, как, выйдя из ресторана, свернул направо на боковую улочку, по обе стороны которой располагались многочисленные магазины. В первом же из них, торговавшем мужской одеждой, я купил шляпу и светлый плащ. Выходя из магазина, я услышал звук, напоминавший хлопок лопнувшей шины. Люди вокруг меня побежали в сторону ресторана. Я поспешил на вокзал, сел на первый же поезд, отправлявшийся в Париж, где утром в метро меня должен был встретить человек, лично мне знакомый. Чтобы меня не запомнила поездная бригада, я сошёл на остановке в часе езды от Роттердама. Там, возле бельгийской границы, я заказал обед в местном ресторане, но был не в состоянии притронуться к еде из-за страшной головной боли…
