Леонид Млечин - Кремль-1953. Борьба за власть со смертельным исходом
В конце сентября сорок первого десятерых курсантов Высшей школы вызвали в отдел кадров и сообщили, что для них учеба закончена. Новоиспеченным особистам дали увольнительную до девяти вечера — попрощаться с родными и на следующий день отправили в распоряжение особого отдела Карельского фронта.
Но Рюмин на фронт не попал.
«Один из наших курсантов Михаил Рюмин, симулируя болезнь, остался на «лечение» в городе Архангельске и добился приема на службу в качестве следователя особого отдела Архангельского военного округа, — вспоминал учившийся с ним полковник госбезопасности Иван Яковлевич Леонов, — и там прослужил всю войну».
Рюмин дослужился в Архангельске до начальника следственного отделения управления контрразведки Смерша округа; его приметили и взяли в Москву, в центральный аппарат старшим следователем. После расформирования главка с другими военными контрразведчиками перевели в Министерство госбезопасности. Его служба шла без особых достижений, пока он не обвинил своего министра в том, что тот сознательно скрывает преступления врачей, которые губят советских руководителей.
Как же он решился выступить против всесильного министра?
Принято считать, что рыльце у Рюмина было в пушку. Исследователи пишут, что его родители были кулаками, что его тесть в Гражданскую войну служил в армии адмирала Колчака. Министр госбезопасности Игнатьев рассказал, что Рюмин оставил в автобусе портфель со следственным делом и ему за это вынесли выговор. Но в документах по делу Рюмина об этом ни слова. Серьезные неприятности у него возникли по другой причине. Он нарушил приказ министра о ходе ведения следствия, и у него умер подследственный. Партбюро вынесло Рюмину выговор, за этим могло последовать увольнение.
И он пошел ва-банк. Пожаловался на министра в ЦК.
Годом раньше подполковника бы отшили, да еще переслали письмо самому Абакумову, чтобы тот разобрался с подчиненным-жалобщиком. Теперь же Рюмина словно ждали. С ним работал помощник Маленкова, второго человека в партии, — Дмитрий Николаевич Суханов.
Маленков демонстративно ограничил свой аппарат одним помощником. Суханов был до предела перегружен различными организационными вопросами, но решал их, вспоминали сослуживцы, «с завидной оперативностью». Это создавало Маленкову репутацию самого динамичного секретаря ЦК. Свой донос Рюмин несколько раз переделывал в приемной Маленкова, пока Георгий Максимилианович не одобрил текст.
Письмо подполковника Рюмина положили Сталину на стол 2 июля. Он прочитал и остался доволен. Генерал-полковник Абакумов покрывал врачей-убийц — глубоко же проник заговор! Так поставил вопрос Сталин. Письмо Рюмина дало ему возможность соединить два заговора — среди врачей и внутри Министерства госбезопасности. Врачи-убийцы особо опасны, сформулировал Сталин, потому что врагам некому противостоять. Предатели завелись и среди чекистов.
Через день вождь поставил точку в блистательной карьере Виктора Абакумова. 4 июля 1951 года его отстранили от дел. Короткий текст постановления политбюро Георгий Маленков под диктовку вождя написал от руки: «Поручить комиссии в составе товарищей Маленкова (председатель), Берия и Шкирятова проверить факты, изложенные в заявлении тов. Рюмина, и доложить о результатах политбюро. Срок работы комиссии три-четыре дня».
Когда из машбюро принесли перепечатанный текст постановления, в состав комиссии вписали еще одну фамилию — Семена Денисовича Игнатьева. Он заведовал отделом партийных, профсоюзных и комсомольских кадров ЦК партии, то есть ведал всей номенклатурой. 11 июля Сталин назначит его «представителем ЦК в министерстве государственной безопасности», а 9 августа — новым министром.
11 июля политбюро приняло постановление «О неблагополучном положении в МГБ СССР». Документу был присвоен высший гриф секретности — «особая папка»:
«Снять Абакумова В.С. с работы министра государственной безопасности СССР как человека, совершившего преступления против партии и Советского государства, исключить из рядов ВКП(б) и передать его дело в суд».
Через день ЦК разослал республиканским, краевым, областным комитетам партии, а также республиканским МГБ и областным управлениям госбезопасности закрытое письмо «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР»:
«Будучи вызванным сначала в политбюро, затем в комиссию ЦК ВКП(б), Абакумов встал на путь голого отрицания установленных фактов, свидетельствующих о неблагополучном положении в работе МГБ, при допросе пытался вновь обмануть партию, не обнаружил понимания совершенных им преступлений и не проявил никаких признаков готовности раскаяться в совершенных им преступлениях».
12 июля генерал-полковника Абакумова вызвали в союзную прокуратуру и по всей форме предъявили обвинение по статье 58-1 «б» Уголовного кодекса РСФСР — «измена Родине, совершенная военнослужащим».
Годом ранее, в начале 1950 года, создали особую тюрьму на улице Матросская Тишина, дом 18 — для арестованных по политическим делам. Камеры могли вместить человек сорок — пятьдесят. Начальника тюрьмы полковника Александра Петровича Клейменова предупредили, что он подчиняется только секретарю ЦК Маленкову и руководителю комиссии партийного контроля Шкирятову. Установили «вертушку» — аппарат городской правительственной связи, чтобы следователи могли напрямую докладывать Маленкову о ходе допросов.
Сюда и доставили Абакумова. Его привезли два сотрудника прокуратуры, начальник Главного управления пограничных войск генерал-лейтенант Николай Павлович Стаханов и начальник Главного управления госбезопасности на железнодорожном и водном транспорте генерал-полковник Сергей Арсеньевич Гоглидзе. Выбрали их не случайно. И Стаханов, и Гоглидзе скоро получат повышение и станут заместителями министра.
— Вы знаете этого человека? — спросил Гоглидзе начальника тюрьмы, указывая на Абакумова. — Примите его как арестованного.
В тюрьме бывший министр значился как «заключенный номер пятнадцать».
До ареста он жил в доме № 11 по Колпачному переулку. Отсюда выселили шестнадцать семей, чтобы министр мог разместиться с комфортом. В тот день окна особняка были плотно зашторены. Шел обыск, недавние подчиненные Абакумова долго описывали невиданное по тем временам имущество — мебельные гарнитуры, холодильники, которых еще не было в Москве, тринадцать радиоприемников и радиол, тридцать наручных часов, сто пар обуви, целый чемодан подтяжек, семьдесят восемь ваз, множество фотоаппаратов, столового серебра, тканей…
