Георгий Данелия - Кот ушел, а улыбка осталась
— Георгий Николаевич, пойдите к Крючкову (в то время глава КГБ), убедите его.
— Олег, — говорил я, — у нас хороший финал. Но и этот тоже в фильм не вошел. Финал был такой:
Вена. Аэропорт. День. Маленький Голд (представитель Сохнута) держит в руках документы Якова Папашвили (старшего брата Мераба). А перед ним стоит Яков с семьей, женой Ингой и дочкой Наной.
— Женщина с ребенком могут пройти. А вы, извините, нет! Якоб Папашвили уже давно в Израиле! — заявляет Голд. (Он встречал Мераба, который прилетел по документам Якова.)
Инга посмотрела на Якоба. Якоб посмотрел на Ингу и вдруг взорвался. Сжав руку в кулак, он начал перечислять:
— Я его маму! Я его папу! Я его бабушку!..
— Извините, чью? — не понял Голд.
— Того, кто первый эти границы придумал.
Этот финал мы сняли, этим эпизодом заканчивалась копия, которую мы показывали в Доме кино. Но больше фильм с таким финалом никто никогда не увидел.
На следующий день после просмотра я приехал на «Мосфильм» и этот эпизод отрезал. И вот почему. Когда я смотрел фильм вместе со зрителями, то понял, что «Я его маму! Я его папу! Я его бабушку!.. Того, кто первый эти границы придумал» — в фильме понятно и без этих слов. А намного эмоциональней финал, когда Мераб, подняв руки над головой, медленно входит в воду. В одной руке у него кольцо, которое дал ему Семен. Он доходит до середины реки, останавливается и просит: «Пограничник, не стреляй, брат!» Никакого ответа. С той стороны только кроны деревьев под ветром тревожно шуршат, как предвестники беды…
И действительно, через несколько месяцев на том берегу зазвучали выстрелы. Они звучат и по сей день.
ИСПОЛНИТЕЛИ
Когда из Тбилиси приехали в Москву и начали снимать сцены в аэропорту Шереметьево, в первый же день к концу смены после спектакля на площадке появился Олег Янковский (по плану Олег снимался только через два дня) и спросил меня:
— Вам не кажется, что малиновый пиджак на Боре чересчур ожидаемый?
На костюм Бори был утвержден малиновый пиджак и шелковая рубашка.
— А что ты предлагаешь?
— Белый смокинг. Он же в Монте-Карло едет. И шить не надо, у меня есть.
— И будет актер Олег Янковский на Каннском фестивале.
— Не будет актер Янковский. Руки все в татуировках, зубы железные и верхние и нижние, как?
— Зубы не успеем сделать, в среду съемка.
— Фиксу наклею, рыжую, тоже хорошо.
— А может, он в спортивном костюме? — предложил я. — Вадим, как?
— Гия, оглянись, — сказал Юсов.
Я оглянулся. Среди прочих отъезжающих двое бородатых в папахах катили тележки с чемоданами, оба были в цветастых спортивных костюмах.
— Послезавтра съемка. Что будем делать? — спросил Олег.
— Пока малиновый пиджак.
— У вас завтра обеденный перерыв когда?
— Часа в два.
— Я подъеду.
Когда на следующий день во время перерыва я вернулся на площадку от начальника погранотряда (мы уточняли детали съемки), у камеры стояли Вадим Юсов, Саша Хайт, Катя Шишлина и разговаривали с мужиком в ватнике. Подошел.
— Все ребята, перерыв окончен! Ира, Янковский не появлялся?
— Появился, — мужик обернулся. — Вот он я! Боря Чиж теперь такой!
Передо мной стоял Олег Янковский в сапогах, в телогрейке поверх майки, в кепочке, на шее тоненькая золотая цепочка, в руке видавший виды, ободранный чемоданчик, перевязанный старым ремнем от брюк.
— Ну что, братья евреи, тоже на историческую родину собрались? (реплика Бори из фильма) — улыбнулся Олег, и во рту у него блеснула рыжая фикса.
Пауза. Стою. Молчу. И все молчат.
— Георгий Николаевич, сразу не говорите — нет. Подумайте! — сказал Олег.
— А чего тут думать, — сказал Вадим. — Ему тоже нравится.
Так и покинул Боря Чиж родину: в сапогах, в телогрейке и кепочке. Он был обаятельным и опасным.
Семена Кляйна сыграл Армен Джигарханян. Сыграл скупо, но чувствовалось, что его герой человек со сложной биографией.
Прототипом Семена Кляйна был сибиряк Павел Липман, которого в тулупе и валенках мы с Резо видели во время поездки по Израилю. С самим Павлом мне встретиться не удалось, он был у дочери в Канаде. Саша Кляйн познакомил нас с его двоюродной сестрой, она тоже переехала в Израиль из Омска. Сестра рассказала, что после войны Павел вернулся домой героем. Работал начальником большой стройки. Был уважаемым человеком. Но пошла волна государственного антисемитизма, его уволили, выгнали из партии, и он смог устроиться только на должность ночного сторожа. Подал заявление на выезд в Израиль. Его лишили всех наград, и он уже считался не защитником родины, а предателем. К израильскому климату Павел привыкнуть не мог. Слишком жарко! Поэтому устроился работать в рефрижераторе. Тосковал.
Сеню мы писали на Евгения Леонова. Но тогда у Жени случился сердечный приступ, и врачи категорически запретили ему ехать на съемки в Израиль. Но с тем, что в фильме вообще не будет Леонова, я смириться не мог и уговорил Женю сыграть маленькую роль привратника в советском посольстве в Вене.
Ингу, жену Яши, сыграла Наталья Гундарева. Когда я предложил ее на эту роль, Саша Хайт удивился:
— Наташа типичная русская, а Инга еврейка!
— Наташа Гундарева кого угодно сыграет! — сказал я.
Я чувствовал себя ее должником. Когда мы с Игорем Можейко (Киром Булычевым) писали сценарий «Слезы капали», он посоветовал мне на роль подруги жены Васина пригласить Наташу Гундареву.
Я сказал, что Наташа для меня настолько жена Бузыкина, что я не могу представить ее в другой роли. И на эту роль мы пригласили Нину Русланову. А потом мне сказали, что Гундарева очень переживает, что я ее не пригласил. Откуда она узнала, что мы о ней говорили? Кто-то доложил. Я позвонил Наташе, сказал, что я ее не пригласил, потому что думал, что сыграть такую маленькую роль будет для нее неинтересно.
— Меня это очень расстроило. Я поняла, что вы мне как актрисе не доверяете, — сказала она.
А сейчас, когда я предложил ей сыграть Ингу, она спросила:
— Это потому, что тогда не позвали?
— Нет, Наташенька. Это потому, что я тебе стопроцентно доверяю.
В фильме Наташа говорила без акцента, не жестикулировала руками во время разговора (как это принято, когда рассказывают анекдоты про евреев), в ее пластике и в построении речи было что-то неуловимое и совершенно достоверное. Во Франции, в Израиле и в Америке не сомневались, что Ингу играет еврейка.
Блатного Дода, приятеля Бори Чижа, сыграл Леонид Ярмольник. (Перед ним я тоже чувствовал себя должником.) В 85 году Леня был утвержден на роль продавца космической пыли в фильме «Кин-дза-дза!». Дважды мы возили его с собой в пустыню Кара-Кумы и по несколько недель держали там, но так и не сняли. Первый раз сгорела декорация, а второй раз в ту же декорацию утром, перед съемкой, въехал пьяный водитель лихтвагена. И поэтому никакого продавца космической пыли в фильме «Кин-дза-дза!» нет. А в фильме «Паспорт» декорацию не сожгли, никто ничего не сломал и Дод с Чижом проворачивают свои делишки.
