Александр Керенский - Россия на историческом повороте: Мемуары
Именно от своих компатриотов узнал я немало интересного. Судя по всему, где-то в начале декабря 1918 года из Москвы в Лондон для политического зондирования неофициально прибыли большевистские эмиссары. Видимо, в Кремле стало известно о разногласиях внутри английского кабинета по вопросу о политическом курсе в отношении России, а также о том, что ни Ллойд Джордж, ни его помощники не проявляли, мягко выражаясь, симпатии к стремлению Нортклиффа установить в России военную диктатуру. Эти русские эмиссары получили указание попытаться войти в контакт с Ллойд Джорджем, в случае неудачи — с его помощниками. В любом варианте они должны были убедить своих собеседников, что хорошие отношения с «единственно законным правительством в России» вполне возможны, что Россия абсолютно не заинтересована в мировой революции, а более всего надеется на немедленное восстановление прежних союзнических отношений, особенно с Англией. Им также надлежало обратиться с просьбой об оказании английской помощи в целях восстановления разоренной войной экономики России. Несколько позднее оба эти эмиссара, «только что из Москвы», встретились со мной и подтвердили слухи, ходившие вокруг них.
За стремлением Ллойд Джорджа определить отношения с экономически и политически разваленной Россией до начала мирной конференции с Германией скрывались определенные расчеты. Нет сомнений, однако, и в том, что он не остался глух к заигрываниям со стороны большевиков, которые действительно нуждались в поддержке других стран. Это в полной мере проявилось в первые дни предварительных заседаний Совета «десяти», когда обсуждалась проблема России.
Позднее из беседы с Бернардом Барухом, который нередко выполнял личные поручения президента Соединенных Штатов, я узнал, что такие же маневры большевистский режим предпринимал в отношении Белого дома. Оба эти факта имеют определенное историческое значение и непосредственно связаны с тайной поездкой Уильяма Буллита в Россию в начале весны 1919 года.
Как я уже упоминал, судьба России раз и навсегда была определена Верховным Советом Антанты («Большой пятеркой»)[315] еще до начала мирной конференции, и когда наконец прибыла объединенная делегация деникинского и колчаковского правительств, ее не допустили в зал заседаний. Не были приняты делегаты ни самим Советом, ни отдельными его членами.
Россия оказалась в парадоксальном, не имевшем прецедента в истории положении.
Она не была упомянута в перечне участников конференции на том простом основании, что не относилась к победившей стороне, ибо война завершилась уже после того, как Россия стала «нейтральной страной, заключившей мир с врагом».
А поскольку бывшие союзники России не одержали над ней победы в войне, то упоминания ее не было и в перечне побежденных. А ведь на деле: если бы не Россия, союзникам бы вовсе никогда не одержать ее.
Союзные нации, правившие тогда всем миром, намеревались таким путем исключить Россию из состава великих держав, отбросить ее к границам допетровской России и изолировать от Европы цепочкой небольших независимых стран.
Конечно же воспрепятствовать участию России в мирной конференции не составляло особого труда, но абсолютно невозможно было игнорировать ее, предпринимая попытки изменить баланс сил в Европе и Азии. Законное кресло России оказалось пустым, но сама она незримо присутствовала в зале заседаний.
На следующий день, после принятия решения о недопущении к работе конференции русской делегации, «Большая пятерка» продолжила обсуждение «русского вопроса».
«Россия — огромная страна, занимающая часть Восточной Европы и значительные пространства в Азии, — заявил Ллойд Джордж, — и теперь, когда мы определили ее судьбу, мы должны найти правительство, которое согласится с нашим решением».
Потребовалось несколько дней жарких дебатов, прежде чем было решено, к какому правительству обратиться. Некоторые из ораторов, включая самого Ллойд Джорджа, склонялись к необходимости идти на соглашение с Москвой, другие, как, например, Клемансо, и слышать об этом не желали, настаивая на переговорах с Колчаком и Деникиным. В конце концов 22 января, когда страсти поутихли, был достигнут компромисс: все правительства де-факто на территориях, ранее входивших в состав Российской империи, будут приглашены для встречи на Принцевых островах для выработки необходимого соглашения. Нет смысла говорить, что идея созыва примирительной встречи в разгар жесточайшей гражданской войны была психологически неприемлема и политически нереальна.
Именно эту точку зрения я и высказал на встрече в лондонском Реформ-клубе, отвечая на вопрос, почему антибольшевистская Россия (не только «белые» генералы, а все демократически мыслящие люди в стране) отказалась принять «абсолютно беспристрастное решение «Большой пятерки», а Москва с готовностью пошла на это, продемонстрировав тем самым свое желание как можно скорее восстановить мир в России.
Вскоре, однако, стало известно, что Москва пошла на это при непременном условии, что все англо-французские и другие союзные войска будут выведены до открытия примирительной конференции с территорий, которые они оккупировали. Такое условие было абсолютно неприемлемо для «Большой пятерки», а потому планы созыва такой конференции были аннулированы.
На следующий день после этого государственный секретарь США Лансинг направил в Москву Уильяма Буллита[316] для ведения тайных переговоров с Лениным.
Цель его миссии состояла в том, чтобы определить, возможно ли достижение соглашения между Ллойд Джорджем и президентом Вильсоном, с одной стороны, и советским правительством — с другой, которое приведет к modus vivendi.
Буллит возвратился в середине марта с хорошими новостями для тех, кто ратовал за прямые переговоры с Советами. По крайней мере, так мне об этом рассказывали посвященные в обстоятельства дела люди, что, вероятно, соответствовало истине. Однако поездка Буллита вызвала бурю в Верховном Совете и в конечном счете обернулась ничем. Причина заключалась в том, что за месяц, пока Буллит сновал между Парижем, Москвой и Вашингтоном, события развивались с такой невероятной быстротой, что ни о какой возможности переговоров с Советами уже не могло быть и речи.
Именно в этот период заигрывания Запада с Советами неожиданно появился Коммунистический Интернационал (Коминтерн), который 2 марта 1919 года выступил с отчаянным обращением ко всем рабочим и демобилизованным солдатам Европы дать отпор «империалистическим поджигателям войны» в лице их правительств.
