Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
– Пожалейте, вы точно знаете, нам нелегко приходится, мой отец сколь мог, столь и помогал.
– Но он нас выгнал.
– Нет, он вас не выгонял, он толькя попросил. Вы сами видели, начинались гулянки, а мой отец за ето строго. Вы поймите, одиннадцать детей нелегко вырастить, не строго нельзя, сами поймите.
Моника возразила:
– Мы тут ни при чём, но нам обидно.
– Я понимаю, но суд у вас не выйдет. Ты, Моника, сама все счета оставила у отца, своей рукой писала, и вы в долгу у отца, да ишо долг за магазин оставили, аренда и налоги не заплатили. Мы всё вам прощаем, но не начинайте судить, ето будет ущерб обоим.
Оне пообещали не судить, и так всё затихло. Вот ишо одна школа.
17
Вскоре у нас произошло следующа. Я в субботу приехал вечером домой, помолились, утром также, позавтракали, я ляг отдыхать. Вечером собрался в магазин с Софониям, хватился – у меня не хватает тысяча пезов, ето будет двести пятьдесят долларов. Я собрал детей, стал допытывать – нихто ничего не знает. Иринка рассказала, что у Ларьке появились игрушки. Я взял хороший ремень, помолился Богу и взялся за Ларькю. Он пе́рво не сознавался, я нажал ишо пуше, Андриян своих также. Ларькя стал сознаваться и прощаться[542], он принёс игрушки и сколь-то деняг. Я ишо пушше стал бить, но уже и за внучат взялся сам. Оказалось, что деньги все разделили, Ларькя как старшей взял себе больше, разделили по возрасту, но половина уже разосходовали, а остальныя принесли. Вот тут-то я взялся их охаживать, не щадил нисколь, Ларькя умолял, что больше не будет, и прощался как мог, но Андриянов Георгик и Фауст орали, но покорности я не получил. Мне стало жутко и страшно: вот ето детки! Я помню, нас отец бил, но мы прошались и божились, что больше не будем, мои дети так же. А ети в кого? Ето Русаковы, у них так было, вот тут я вспомнил – ети Андрияну отомстят. Мне стало худо, я ушёл в кухню.
Слушаю: спор, драка, уже на улице, я выскочил: что ето? Вижу, Андриян бьёт Софонькю.
– Ты за что его?
– А пушай не в своё дело не лезет!
– Но в чём дело?
Марфа стала рассказывать: Андриян стал кричать на Неонилу, а Софонькя за неё застал, вот он и налетел на него.
– Ты что, с ума сошёл? Тебе же лучше делают.
У них снова слово за слово, Андриянка снова налетел на Софонькю и свалил его на землю. Тут я подскочил и Никитка, Никитка его хорошо дал в спину, и он отпустил Софонькю. Я вызвал такси, а Андрияну сказал:
– Опростай мой дом, я не хочу с вами кашу варить и вижу одне проблемы.
Мы с Софонькяй уехали в магазин, я ему стал говорить:
– Ты будь с нём поаккуратне, а то он тебя изобьёт.
– Я его не боюсь.
– Но знай: я тебя предупредил.
– Но с нём никогда и нигде никаких у меня отношениях не будет.
– Смотри сам, наверное, ето будет лучше.
У меня тоже нервы совсем сдали, я уже пью четыре миллиграмма наркотиков в сутки, и не помогают, я решил сходить к психиятру. Сходил, рассказал, что со мной творится, врач выслушал и сказал:
– Ошибка ваша – ето ходите не к тем врачам. Простой врач обычно даёт лекарства – успокоительны таблетки, а ето наркотик, вам надо было сразу идти к врачу-психиятру. Чичас вам сразу бросать наркотик нельзя, но начнём бросать по четверти каждых пятнадцать дней. А вот я вам выпишу минеральных таблеток, и пейте их одну перед сном, через десять дней вас будет ломать, лихоти́ть, память терять – ето всё нормально, должен вынести, но восстановление здоровья – целый год. В месяц раз приходи на проверку.
Я начал настояща лечиться. Через десять дней я слёг в постель, ето было непонятно: сон, голова кружится, лихоти́т, никакой памяти. Так прошло два месяца, и я пошёл на поправку, стало охота жить, стало весело. Однажды сидим на диване, Мастридийкя и Ванюшка залазют на меня и всяко-разно играют, Марфа вдруг сказала:
– Как ты ето терпишь?
Мене́ взяло смех:
– А чё, тебе мешают?
– Да не могу терпеть, как оне на тебе лазют.
– Ну что, иди к моёму психиятру.
– Да, надо бы.
Я Андрияна послал и Марфу сводил к врачу.
Звонит Вадим Леонидович. Новости:
– Данила Терентьевич, вами заинтересованы посольство Российской Федерации, но чичас меняются служащия, в конце июня мы вам позвоним и приедем в гости, наладим хорошее отношение с вашим государьством и порекомендуем вашу обчину.
– Вадим Леонидович, я не знаю, как вас благодарить, но спаси вас Господи за таку́ добродетель.
– Данила, пока не за что благодарить.
Я ето сообчил Бертоже, они одобрили.
Работа у нас шла спокойно. Андриян готовил землю к весне. В июле звоню Вадиму Леонидовичу, он толькя что приехал с Москвы, пообещал организовать поездку к нам. Ето всё сообчалось нашим властям, оне готовы были принять гостей. Но у нас нонче в октябре выборы, ето вообче кошмар, у всех компромисс[543], все заняты. В сентябре Вадим сообчил мне:
– Данила, пускай посылают протокольное писмо власти, на следующу неделю и мы приедем.
Я всё ето сообчил к Леандро Бертожя, оне посулили послать писмо с приглашением, но Вадим через три дня сообчил:
– Данила, что оне нам послали, ето негоже. Писмо протокольно – оно идёт в МИД, и по разрешению МИДа, толькя тогда мы можем поехать к вам.
Я снова обратился к Леандро Бертожя и всё объяснил, мне пообещали исправить. Через два дня звонок:
– Даниель, Бертожя срочно уехал в Буенос-Айрес и просит аудиенсию в посольстве Российской Федерации.
Я Вадиму сообчил решение министра, Вадим одобрил и сказал:
– Хорошо, мы его примем.
Настал день приёма, я знал, что решается наша судьба, но как-то мне было весело, я чувствовал: всё будет положительно. В 17:05 часов звонит Вадим Леонидович:
– Данила, вам повезло, министр к вам отзывается очень хорошо, и мы от Российской Федерации тоже ему сказали: вы наши, мы поможем найти инвесто́ров для вас и будем курировать вас, а министр пообещал не задарживать проекты, но, наоборот, идти навстречу и помогать и выделить земли под проекты. А вы, Данила, займитесь, чем заняться, где каки́ земли и что можете предложить инвесто́рам интересного и выгодно.
– Хорошо, Вадим Леонидович, я етим займусь, но мене́ ето всё известно, но я утошню и вам сообчу.
– Хорошо, Данила, будем на связи.
Я стал готовить предлоги. Конечно, пришлось выяснить, чем интересуется наша провинция. Мы предлагаем земли под фрукту, ягоду, скотоводство, виноград для вина – климант для виноградников здесь отличный, – маслины, сухофрукты, туризьма, горя́чи целебные источники, санатории, отели, минеральные воды, охота, рыбалка, отдых, строительство посёлков, городов, шопинов, асфальтировать дороги – городски и трассы, есть земли нетроганы – приводить в порядок, ровнять, водопроводы – и продавать. Наша провинция бурно развивающаяся, здесь по́лно нефтяников и газу, разно ископаемое, ро́стить драгоценную рыбу, включая осетрову, и за пять лет брать икру, пеноблоки для строительства очень востребованы, енергетика, тут тихо и спокойно. Особенно Анды, но Анды быстро стали заселять богатыя и инострансы. Я сделал список и увёз Вадиму Леонидовичу, он тоже уже подготовил партнёров и спросил:
– Когда поедешь в Москву? Ето не телефонной разговор.
– Да, я понимаю, но хочу дождаться конкретно землю.
– Хорошо, будем на связи.
Подошли выборы, прошло всё нормально, Кристина Фернандес де Кишнер выиграла, ето хорошо, как ни говори, страну подняли оне, пусть и дале работают.
Я подготовил презентацию – предлоги партнёрам – на испанским языке и передал министру. Вскоре местные чиновники забегали за мной и стали делать предлоги разных земель. Да, пришлось съездить, всё ето проверить, но странно, я стал замечать: тут что-то не то, кака́-то тайна здесь кроется, что-то таят и недоговаривают. Но заметно, что ето алчность чиновников, и ето можно провалить дважды два, а ето очень просто. Я никогда не соглашусь ни на каку́ коррупцию, вот и будет всему конец. Значит, надо подумать, как поступить, чтобы всё было хорошо.
18
Звонок от Степана: мама у смерти лежит. Я арендовал машину, и с Марфой отправились в Чоеле-Чоель. Настроение было скверноя. Надо проститься с мамой, как ни говори, тоже в жизни обижал, за ето мне было прискорбно. Знаю, что у маме последнея время рассудок стал совсем детский, и я с етим не мог смириться. Вот такая наша жизнь, но за всё обидно, за наша нерадения нашей временной жизни. Мы хотели бы вернуться назадь и поступить пои́наче, но ето невозможно. Что сеем, то и жнём, а по смерти всё нас встретит, так что сеем раз, а жать будем два раз: раз при етой жизни, а второй раз по смерти, и мы ето знаем, ето всё написано в Святом Писании, и всё подтвердилось пророчеством и святителями. Но са́мо-то обидно: а что мы оставляем потомству своему, где у нас искренняя любовь, правда нелицемерна, постоянство, крепость, терпление, уважение, милость? Всё разрушается, и никому не нужно[544]. У нас чичас в моде пьянство, блуд, лицемерия, жадность, ревность, клевета, насилие, вражда и так далея, и нихто не задумается, как ето вредно. Добро рождает добро, а зло покрывает злом, и всё ето зависит от нас. Мы не хочем творить добро, поетому зло стаёт сильнея.
