Эрик Перрен - Маршал Ней
Свое согласие будущая супруга маршала даёт с трогательной непосредственностью.
— В тот день, — рассказывает невесте один из посетителей Гриньона, — под генералом Неем были убиты семь лошадей.
— Тринадцать, — тотчас поправляет девушка.
Господин Огийе удовлетворенно улыбается. Она влюбилась! Наконец-то! Эгле чувствует, что краснеет — её секрет раскрыт.
Эгле Огийе становится мадам Ней 5 августа 1802 года.{98} Её приданное невелико: четверть дома в Сан-Доминго стоимостью 5000 франков, чуть больше 50 000 франков деньгами и приданое вещами, оцениваемое в 12 000 франков. У Нея 12 000 франков ценными бумагами и имение Пети Мальгранж, за которое дают 80 000 франков. «Этот союз, — комментирует мадам Кампан, — не будет основан на страсти к богатству».
Обряд венчания в отремонтированной по такому случаю часовне замка Гриньон провёл друг семьи аббат Бертран. Эгле вызывает общее восхищение, она очень хороша под кружевной вуалью, которую удерживает венок из белых роз. Рядом — жених в генеральской форме с великолепной саблей, принадлежавшей паше, убитому при штурме форта Абукир. Незадолго до свадьбы эту саблю подарил Нею Первый консул. Свидетелями были Савари, адъютант Бонапарта, и миниатюрист Изабэ. Вечером состоялся сельский праздник, собравший блестящее общество: группа молодых людей, множество девушек, среди которых царила Гортензия. Тенистые аллеи парка украшены транспарантами, на которых представлены главные военные подвиги генерала Нея. Театральное представление, бал, фейерверк — одно событие следовало за другим. Было и совершенно неожиданное развлечение: мадам Кампан нарядилась предсказательницей. Она читала будущее по руке и всем предсказывала повыше' ния, которые легко было угадать в эпоху консульских обновлений. Через девятнадцать лет, 5 августа 1821 года, супруга маршала Нея возвратилась в Гриньон и вспомнила добрые предсказания, которые скрывали мрачные события. Она заглянула в спальню, где провела ночь после свадьбы: те же обои, та же мебель на своих местах. Слёзы навернулись сами собой…
Союз оказался счастливым. «Я подтверждаю, что даже половины качеств, которыми обладает Ней, хватает, чтобы быть образцовым супругом», — пишет мадам Кампан. Новобрачная также счастлива, первоначальный расчёт сменился искренней любовью.
Высокий белоснежный лоб, прекрасные чёрные глаза придавали лицу Эгле благородное выражение. Именно эти черты станут причиной комичной страсти посла персидского шаха. Ней не сможет скрыть свою ревность, это чувство будет генерала преследовать всякий раз, когда война заставит его надолго покидать супружеское гнездо.{99} Они оба были музыкально одарёнными людьми. Флейта Мишеля и голос Эгле услаждали слух. Будущая герцогиня Эльхин-генская станет фрейлиной Жозефины и будет оказывать большое влияние на мужа, если верить мадам Кампан. В 1811 году последняя посоветовала Аннет де Маско, одной из своих протеже, которая хотела добиться расположения Нея: «Дитя моё, не медля напиши супруге маршала. Я знаю, о чём говорю. Она сильно на него влияет, без её участия от маршала ничего не добьёшься».{100}
Когда стало известно о разводе Наполеона, к большому огорчению маршала Эгле выразила готовность последовать за покидавшей двор императрицей. Маршалу не нравилась зависимость супруги от семейства Богарне. Ему едва удалось заставить её отказаться от этого намерения, для этого пришлось даже пригрозить разводом в случае неповиновения.{101} Будучи послушной женой, Эгле по-прежнему исполняла свои обязанности при Марии-Луизе, но при этом считала «сердечным долгом» посещать Жозефину в Мальмезоне.{102} Лишь однажды дворцовая сплетня поставила под угрозу их дружбу. Это случилось, когда начали болтать о связи герцогини Эльхингенской с императором. Жозефина со слезами на глазах устроила сцену Эгле. Мадам Ней удалось убедить Жозефину, что это выдумка и что по отношению к Наполеону она испытывает только страх. Успокоившись, императрица больше не вспоминала об этом.{103}
В тот момент женитьба Нея удовлетворяла Первого консула, который был намерен привлечь к управлению страной новых людей не имевших политических пристрастий, тех, чьи имена известны, и семейства, которые до 1789 года выполняли важные функции при дворе, вершили государственные дела. В данном случае дело обстояло ещё лучше, этот союз представлял собой один из первых союзов старой и новой Франции. Мсьё Огийе, бывший чиновник королевского департамента финансов, уверен в своем будущем, потому что согласился на союз, благословленный новой властью.
Бонапарт использует жён своих генералов, чтобы смягчить суровость и простоту военного быта их супругов, часто выходцев из низов. Эгле успешно справляется со своими обязанностями. «Она безукоризненно вежлива, как положено хорошо воспитанной женщине, и демонстрирует бесконечную мягкость характера»,{104} — отметил начальник инженерной службы 6-го корпуса Великой армии, которому довелось быть гостем супругов Ней.
Забота о внешнем виде и манерах генерала Нея, ещё такого грубого и вспыльчивого, становится важной и просто необходимой задачей супруги с августа 1802 года, когда генерал был назначен чрезвычайным и полномочным министром в Гельветическую республику,[38] — это был свадебный подарок Первого консула. Речь шла об одной военной операции, замаскированной под дипломатический демарш. Этот приём главный герой той эпохи использовал и даже злоупотреблял им. В своем выборе Бонапарт отдавал предпочтение генералам, в частности тем, которых называл «мои египтяне». Это дополнительный повод подчеркнуть расположение будущего императора к Нею, ведь пока им не приходилось воевать вместе. Бонапарт благодарен Нею за то, что тот принял его сторону. Отметив его назначением, Наполеон привлёк на свою сторону человека, которого всё ещё можно было подозревать в приверженности республиканским идеям.
В особняке Галифе, где располагалось министерство иностранных дел, развернулась активная деятельность, несмотря на то что шеф министерства Талейран демонстрирует некоторую апатию, кокетливо изображая усталого работящего патрона. Шарль Морис, закладывавший основы швейцарского посредничества, вовсе не был уверен в том, что из военного может получиться хороший дипломат. Он отверг назначение генерала артиллерии Андреосси в посольство в Лондоне, также как и Ланна в Лиссабон, но в отношении назначения Нея в Берн проявил больше снисходительности, в той мере, в какой его миссия имела отношение к военному делу.
