Д. Рейтц - Коммандо. Бурский дневник бурской войны
В течение дня наши мертвые были привезены в фургоне под белым флагом.
Мы отнесли бедного Франка Рооса к нашей палатке, и второй раз за три недели мои товарищи, и я сидели над телом нашего друга, гадая, кто же из нас будет следующим.
IX. Сражение при Спионоскопе
Приблизительно неделю спустя г. Зидерберг сказал мне, что я могу на две недели съездить в Преторию, и я, оставив брата следить за лошадьми, отправился на север в товарном поезде и, проведя три дня в вагоне вместе с овцами, прибыл домой. Отец не знал заранее о моем приезде, и, хотя он очень тепло меня принял, стал настаивать на моем возвращении, потому что. по его словам, англичане готовили новое наступление на Тугеле и мое место было в Натале. Я сказал, что, по мнению всех буров, серьезных действий больше не будет, но отец, тряхнув головой, сказал, что ему очень жаль, но он не может разделить наш оптимизм.
Я был разочарован, поскольку с нетерпением ожидал насладиться домашней жизнью и хорошей едой, но отец настаивал на своем, и я на второй день уехал обратно.
Я достиг нашего лагеря у Ледисмита 23-го января (1900), и оказалось, что там набирают добровольцев, чтобы отправиться к Тугеле. Я услышал, что генерал Буллер переместил английскую армию на двадцать пять миль вверх по течению от Колензо и готовится к крупному наступлению у Спионоскопа (Холм Наблюдения), который был частью бурской линии на северном берегу Тугелы. Они уже делали такие попытки в разных пунктах, чтобы найти слабое место в бурской обороне, и я понял, что отец был прав — ситуация была критической и требовались подкрепления от всех коммандо, располагавшихся вокруг Ледисмита.
От нашего коммандо требовалось пятьдесят добровольцев, причем вызвалось втрое больше, Фельдкорнет выбрал Айзека Малерба, нас с братом и трех наших соседей по палатке — Чарльза Джеппа, де Воса и Хейнекле, и еще нескольких из нашего отряда
Мы отправились через час после моего возвращения из Претории, уже после наступления темноты пересекли Клип-Ривер, и, двигаясь всю ночь на запад, к рассвету достигли Спионоскопа. Уже во время движения мы слышали звук канонады, который не смолкал ни на минуту, хотя для нас это опасности не представляло, поскольку мы были еще далеко.
После короткой остановки, чтобы наши лошади смогли отдохнуть, а мы — приготовить завтрак, нам показали вершину крутого горного хребта, проходящего справа на расстоянии мили, где мы должны были вырыть запасную траншею. Нас от самого Ледисмита сопровождал запряженный мулом фургон, на который были погружены боеприпасы, провизия, кирки и лопаты, и вот с этим непривычным инструментом мы и стали подниматься на склон.
Когда мы проработали некоторое время, фельдкорнет Зидерберг, который всегда очень тепло к нам относился, сказал, что, поскольку я был самым молодым, мне не нужно больше копать и я могу спуститься вниз к тому месту, где у нас был привал. Не очень охотно я дошел до того места, где была моя лошадь, и стал смотреть, что происходило на передовых позициях, который были не видны с того места, где мы копали траншеи.
С самого восхода солнца не прекращалась канонада м стрельба из винтовок, и сейчас, когда я был свободен, решил подойти поближе к огневому рубежу. По мере приближения стрельба становилась громче, и скоро я достиг места. с которого мог видеть линию фронта, проходившую по краю соседней возвышенности.
Черные клубы пыли и дыма от разрывов снарядов и картечи, посланных с другого берега Тугелы, висели над позициями. Судя по шуму, сражение было в самом разгаре, и я поспешил найти безопасное место. Зрелище отсюда было прекрасным. Равнина подо мной была перерезана Тугелой, сияющей на солнце, и противоположный её берег был весь покрыт английской пехотой и кавалерией. Над лесистыми холмами вдали сверкали вспышки английских орудий, и я задал себе вопрос — почему я совершил такую глупость, что оказался здесь?
В течение предыдущих дней англичане захватили несколько плацдармов на нашей стороне реки, и их отряды занимали несколько ближайших к реке холмов и хребтов, которые они смогли занять. Буры, вынужденные отступить, заняли соседние хребты и высоты, укрепили их и теперь сопротивлялись дальнейшему продвижению врага, позиции которого теперь находились в нескольких сотнях ярдов от нас.
В этом месте позиции удерживали буры из Оранжевой Республики, а ниже по течению — трансваальцы. Всего буров было десять или двенадцать тысяч человек, и они занимали позицию, в центре которой находился Спионоскоп. Они вели лишь слабый ответный огонь, экономя боеприпасы, и наша артиллерия по той же причине молчала, хотя по нам стреляло около двухсот орудий — позже я слышал, что это была самая большая концентрация артиллерии за всю историю войн.
Жертвы были значительны, и я сам видел некоторых людей, жутко искалеченных, включая отца и сына из Франкфуртского коммандо, которые были разорваны на части снарядом из гаубицы, их винтовки тем же взрывом были отброшены далеко за наши позиции.
Это был очень тяжелый день. Мало того, что был ужасно видящих столько убитых и искалеченных людей, но к этому добавлялась постоянная опасность самому стать жертвой очередного снаряда.
Казалось, что этот обстрел указывал место предстоящего наступления, и мы все время ждали перерыва в стрельбе и начала атаки, но, как оказалось, это был лишь отвлекающий маневр, и нападение планировалось после полуночи совсем в другом месте.
Я имел право оставить свою позицию, поскольку мой отряд располагался в тылу, но я не стал уходить, и оставался там, пока все не утихло к закату, когда я мог возвратиться, не потеряв лица. Я нашел добровольцев из Претории, там же, где я оставил их, копающими траншеи тем утром. Они, должно быть, поработали хорошо, поскольку закончили весьма длинную траншею.
Я присоединился к Айзеку Малербу и другим, сидящим вокруг костров, готовящих ужин, и, наблюдая за тем, как небо над Дракенсбергом становилось все темнее, болтал в течение этого тихого часа с мужчинами, большинству из которых следующим утром было суждено умереть. Фельдкорнет Зидерберг приказал мне спуститься с ним к фургону, в котором были наши запасы. Он сказал, что хочет провести там ночь, и ему нужен связной, чтобы в случае чего доставить к окопам его распоряжение, и он надеется на мои быстрые ноги.
Когда мы добрались до места, для него была разбита палатка, которую он разрешил мне разделить с ним, и скоро я уснул. Ночью шел дождь, иногда прекращавшийся, и в три утра мы были разбужены винтовочной стрельбой со Спионоскопа. Мы прислушались, но, поскольку ничего не могли сделать в темноте под дождем, а стрельба вскоре утихла, мы снова уснули.
