Д. Рейтц - Коммандо. Бурский дневник бурской войны
Мы были теперь настолько близко от стен форта, что могли видеть дула винтовок защитников форта, когда они через амбразуры стреляли в нас. В стороне стоял еще один отряд солдат, которые ждали нашей атаки, чтобы отразить ее, над бруствером мы видели блеск их штыков, что давало нам дальнейшую пищу для размышлений.
Спустя некоторое время Айзек Малерб, мой брат, и еще несколько человек переползли железную дорогу и поднялись по насыпи, стараясь прятаться за большими булыжниками, которые остались на ней и могли дать хорошее укрытие для стрельбы. Отсюда до форта было всего около 25 ярдов. Намерение наше состояло в том, чтобы стрелять по амбразурам и таким образом прикрыть нашу атаку, когда она начнется по приказу фельдкорнетов, Поскольку мы сильно удалились от основного отряда, отрезанного теперь от нас железнодорожной насыпью, связи с ним у нас не было, хотя мы поминутно оглядывались, ожидая сигнала, который нам подадут. Мы уже стали думать, что атаки не будет, как вдруг услышали крик и увидели, как Виллемс, за которым бежало примерно пятнадцать человек, выскочил из-за насыпи. Мы решили их поддержать, но раньше чем мы поднялись, атакующие были уничтожены. Из амбразур был сделан всего один залп и мы увидели, как все упали, и поднялся потом только один. Остальные были ранены или мертвы, или не могли подняться из укрытия.
Наш отряд избежал таких потерь, потому что не был на линии огня и мы смогли спрятаться быстрее, чем солдаты обратили на нас свое внимание, но все же и у нас были жертвы. Франк Роос, мой сосед по палатке, упал замертво с пулей в сердце. Человек, который остался стоять под огнем врага, был Виллемс. Он бесстрашно дошел до форта и попробовал измерить толщину стены. Его пытались заколоть штыками, которые он отбивал своей винтовкой, пока в него не выстрелили из револьвера. Он опустился и остался сидеть, опираясь на стену, положив голову на колени и раскачиваясь из стороны в сторону, словно от сильной боли, пока другая пуля не попала в него, потому что он резко, как от толчка, упал лицом вперед. Все это произошло так быстро, что мы просто растерялись.
Виллемс и еще шесть человек из его отряда были мертвы, остальные прятались за укрытиями. Некоторые из них были ранены и пытались перевязать раны, стараясь в то же время не высовываться из-за укрытия. Смотреть на них было больно, но помочь мы им ничем не могли — под таким огнем это было бы самоубийственно.
Мы не знали, зачем была предпринята эта вылазка, и, прождав некоторое время, поняли, что дальнейших попыток атаковать форт не будет; тогда мы поодиночке пересекли железнодорожную линию в обратном направлении и снова оказались позади насыпи вместе с остальными. Зидерберг сказал нам, что вылазка была сделана без его приказа, Виллемс и его люди перешли насыпь прежде, чем он смог их остановить, что и привело их к столь печальному концу.»
Для нас не оставалось ничего иного, кроме как повторить предыдущий опыт, и оставаться на месте, пока темнота не позволит нам уйти незамеченными. Повторить атаку после того, что произошло, было нереально, а уйти средь бела дня через тысячу ярдов простреливаемого вельда — невозможно.
Еще не было восьми утра, когда мы услышали орудийную канонаду и стрельбу из винтовок со стороны Вагон-Хилл, который был от нас в трех-четырех милях, где началось основное сражение. Как были дела у фристатеров, мы не знали, поскольку никакой связи с ними не имели, но предполагали, что, судя по усилению стрельбы, сражение было упорным, Мы же ничего не могли сделать и сидели в своем укрытии, как крысы в норе. Мы могли лишь изредка выстрелить по форту и с тоской смотреть назад, где находились преторийцы, которым хорошо было видно наше бедственное положение.
Время тянулось медленно, солнце сверкало невыносимо, и раненые стонали и кричали, прося воды, которой ни у кого тз них не было. Переползая за насыпь, мы смогли перетащить к себе тех, кто был ближе к нам. Во время этого занятия я рассмотрел убитых. Одним из них был помощник фельдкорнета де Ягер, остальных я раньше встречал в лагере, но знаком с ними не был. Чтобы скоротать время, я стал читать старую газету, которую таскал в кармане, и иногда дремал. Эти действия имели неожиданный результат — когда я разворачивал газету, те, кто наблюдал за нами из тыла, подумал, что это белый флаг, и кто-то нетерпеливый побежал по лагерю, крича о том, что мы сдаемся. Прежде, чем нашли полевой бинокль, что позволило опровергнуть этот слух, весь лагерь знал, что нас увели в Ледисмит.
Так прошел этот день. Мы лежали, ожидая темноты, иногда стреляли по амбразурам. Все время мы слышали звуки сражения на Вагон-Хилл. Перестрелка то усиливалась, то затихала, чтобы через некоторое время начаться с новой силой. Состояние наших раненых ухудшалось — у них начинался жар, а мы ничем не могли им помочь. Нам было нечего пить, а видеть, как они просят воды, было выше наших сил, поэтому мы отворачивались и делали вид, что не замечаем их.
Около пяти пополудни к нам пришла неожиданная помощь. Совершенно неожиданно, когда ничего этого не предвещало, небо вдруг покрылось черными тучами, и начался сильнейший ливень из тех, которые я помню. В вельде сразу началось наводнение. Гром и шум дождя оглушали нас. Мы не могли выдержать этого долее нескольких минут и, оставив мертвых и раненых, вслепую отправились в лагерь, до которого было около мили.
Там тоже царил беспорядок. Палатки снесло, и все наши вещи разнесло потоками воды на пространстве в милю. Огонь разжечь мы не могли, и провели целую ночь, дрожа от холода. Нам не давала покоя мысль о том, что мы оставили без помощи наших раненых, а утром нам в довершение этого сказали, что фристатерам не удалось захватить Вагон-Хилл, а из потери составили триста человек.
В течение дня наши мертвые были привезены в фургоне под белым флагом.
Мы отнесли бедного Франка Рооса к нашей палатке, и второй раз за три недели мои товарищи, и я сидели над телом нашего друга, гадая, кто же из нас будет следующим.
IX. Сражение при Спионоскопе
Приблизительно неделю спустя г. Зидерберг сказал мне, что я могу на две недели съездить в Преторию, и я, оставив брата следить за лошадьми, отправился на север в товарном поезде и, проведя три дня в вагоне вместе с овцами, прибыл домой. Отец не знал заранее о моем приезде, и, хотя он очень тепло меня принял, стал настаивать на моем возвращении, потому что. по его словам, англичане готовили новое наступление на Тугеле и мое место было в Натале. Я сказал, что, по мнению всех буров, серьезных действий больше не будет, но отец, тряхнув головой, сказал, что ему очень жаль, но он не может разделить наш оптимизм.
