Владимир Дьяков - Ярослав Домбровский
Если бы Домбровский захотел в середине 1861 года окинуть мысленным взором тот петербургский отряд революционных борцов, в создании которого он принял деятельное участие, то получилась бы следующая картина. В петербургском гарнизоне существовало почти два десятка кружков; в каждом из них десять-двадцать, иногда тридцать человек (выделялся лишь кружок генштабистов, число участников которого приближалось к сотне). Кружки имели связи друг с другом, хотя, конечно, и в идейном и в организационном отношениях степень единства их была еще не очень велика. В большинстве своем членами кружков являлись офицеры, отчасти юнкера, готовящиеся к производству в офицерский чин, или старшие воспитанники военно-учебных заведений; было немного студентов и вообще гражданских лиц: во всех кружках их, наверное, набралось, бы около десяти человек. По возрасту преобладали сравнительно молодые люди, но вовсе не зеленая молодежь. Домбровскому тогда исполнилось 24 года, а большинство участников кружков было не моложе, пожалуй, даже старше его. Поручики, штабс-капитаны и капитаны составляли в кружках примерно половину; немало в них было офицеров, недавно получивших чин прапорщиков и подпоручиков, но зато кружки включали и более пятнадцати подполковников и полковников. Суммируя имевшиеся сведения, Домбровский мог бы с удовлетворением отметить, что ни один кружок не замыкался в национальных рамках. В некоторых преобладали поляки, в других — неполяки (русские, украинцы, белорусы и представители других народов Российской империи). Точно определить сложившееся соотношение было трудно, но удельный вес уроженцев Польши и западных губерний среди участников организаций составлял, по-видимому, 55–60 процентов. Это, между прочим, служило важным аргументом в тех случаях, когда Домбровскому приходилось высказываться против националистических настроений у поляков и проявлений шовинизма у русских.
Примерно три четверти участников петербургских кружков составляли учащиеся военно-учебных заведений. Как это ни парадоксально, столичные академии, военные училища, кадетские корпуса, части образцовых войск, царскосельская офицерская школа не только давали в те годы пополнение для офицерского корпуса Царской армии, но и «готовили кадры» армейских революционеров. Побывавшие в Петербурге участники революционных кружков, приехав к месту службы, создавали новые кружки, через которые в ряды борцов против царизма вливались свежие силы.
Постепенная активизация петербургских офицерских кружков была теснейшим образом связана с нарастающим общественным подъемом в стране, с ростом крестьянского движения, со все усиливающимся брожением в Польше. Первое время антиправительственные настроения участников кружков не претворялись в сколько-нибудь определенные планы и намерения. Заметный перелом произошел в конце 1860 года. К этому времени относятся два события, в которых Домбровский принял самое деятельное участие.
Участники кружков, в особенности поляки, внимательно следили за манифестациями, начавшимися в Варшаве с июня 1860 года. Выло очевидно, что события развиваются и могут привести к революционному взрыву. Нужно было уяснить, какие общественные силы поддерживают публичные выступления, разобраться в программе и тактике тех организаций, которые их готовят. И самое главное — необходимо было решить, как относиться к организаторам манифестаций, к тому курсу на подготовку восстания, который провозглашали некоторые из них. Кто-то предложил послать во время рождественских каникул своего представителя в Варшаву для выяснения обстановки и установления контакта с конспиративными организациями. На одном из собраний кружка генштабистов состоялись выборы. Вот как описаны они в показаниях слушателя Инженерной академии Васьковского: «…Мы собрались у офицера Каплинского (Артиллерийской академии); там предложена была складка по 4 рубля серебром с человека с тем, чтобы на эти деньги послать кого-либо из нас в Варшаву. И там же начались выборы: кого послать? Варавский […] подсказывал, как мне, так и прочим там бывшим, фамилию Домбровского, который и был выбран и поехал в Варшаву для того, чтобы войти в связи с Центральным комитетом. В Варшаве Домбровский прожил, кажется, две недели, и по возвращении […] у него опять было собрание…
Домбровский и до описанного собрания намеревался совершить поездку в Варшаву, чтобы повидать родственников. Собранные Товарищами деньги пополнили его сбережения, а их поручение вполне соответствовало его собственным планам. Поездка была очень интересной и полезной. В памяти Домбровского она отпечаталась особенно ярко потому, что он именно в эти Дни впервые увидел столицу Польши и установил контакт с действовавшими в ней конспиративными организациями. Возможно, что еще в этот приезд, будучи у своих кузин — сестер Петровских, Домбровский если не познакомился, то услышал о Пелагии Згличинской, которая стала впоследствии его женой. По возвращении из Варшавы в январе 1861 года Домбровский выступил как решительный сторонник развертывания конспиративных организаций и подготовки к восстанию. Его горячие речи на собраниях кружков не проходили бесследно: число сторонников решительных действий неуклонно росло.
В конце 1860 года произошло событие, непосредственно затронувшее многих участников петербургских кружков и оказавшее несомненное влияние на их состав и политическую активность. От подпоручика Инженерной академии Никонова начальство потребовало, чтобы он извинился перед одним из преподавателей за «неуместное объяснение» с ним (преподаватель был поклонником николаевских методов воспитания и не отличался корректностью в обращении со слушателями). Никонов отказался Принести извинения, хотя ему пригрозили исключением. Его решение было поддержано всеми слушателями, которые единодушно решили уйти из академии, если угроза об отчислении Никонова будет приведена в исполнение. Никонова все-таки исключили. В тот же день начальник академии получил от всех обучающихся офицеров рапорты с просьбой об отчислении. Под действием угроз и уговоров начальства 11 рапортов было взято назад, а остальные 115 офицеров остались непоколебимыми. Было назначено следствие, готовилась судебная расправа. Однако, испугавшись общественного мнения, царь решил замять дело: офицеры, не взявшие рапортов, были наказаны административным порядком (по приказу генерал-фельдцехмейстера великого князя Михаила Николаевича).
Несмотря на принятые царизмом меры, «история» в Инженерной академии наделала много шуму. Приказ великого князя был быстро доставлен в Лондон, и «Колокол» опубликовал его 3(15) февраля 1861 года, В предисловии к публикации, озаглавленном «Сто пятнадцать благородных офицеров», Герцен писал: «Россия может радоваться и гордо смотреть на свою молодежь. В одном военно-учебном заведении нашлось сто двадцать шесть офицеров, которые предпочли обрушить на себя всяческие гонения, испортить свою карьеру, чем молчать перед нелепыми поступками начальства. Только одиннадцать раскаялись. Недаром мы с такой теплой надеждой смотрим на молодое поколение военных. Честь им и слава». Приведенные слова были хорошо известны офицерам русской армии; были они известны, конечно, и в петербургских офицерских кружках.
