Анатолий Чупринский - Маленькие повести о великих художниках
Тысячу раз прав тот француз-философ, который утверждал, все англичанки похожи на лошадей. Не иначе, потому что каждое утро трескают овсянку. Что есть, то есть. Не отвертишься. Взаимное влияние, взаимное проникновение. Собаки ведь походят на своих хозяев. С англичанками та же история. Только наоборот.
Короче, англичанка Юлия Гревс смахивала на породистую лошадь.
Вася Штернберг с Юлией Гревс нагрянули в каморку Айвазовского ранним утром. Ваня еще глаза продрать не успел, как следует. Что неудивительно, всю ночь работал. Юный художник изумленно таращился на эффектную девушку, разговаривающую с чудовищным акцентом, и никак не мог прийти в себя.
Штернберг прозрачно намекнул. Дескать, гостей следует угощать чаем. Хотя бы. И не проснувшийся Ваня побрел к глухой старушке, клянчить чай. И что-нибудь к нему.
Штернберг и Юлия Гревс, между тем, вели светскую беседу.
Юлия Гревс любопытствовала:
— Почем… все художники… так поздно… просыпаешься?
— Лентяи! — был ответ Васи Штернберга. — Им бы только на печке лежать…
— И никакой способ разбудить? — удивлялась Юлия Гревс.
— Почему! — пожимал плечами Штернберг. — Есть способ! Врезать дрыном по кумполу. Всего и делов-то.
— Варварский язык! — морщилась Юлия Гревс. — Что есть… «дрын»?
В глазах Васи Штернберга мелькали веселые искорки. Он явно развлекался, приобщая иностранку к экзотике родной страны.
— Дрын… такая большая палка с утолщением на конце.
— Что есть «кумпол»? — продолжала расширять познания Юлия.
— Калган. Качан. Башка… то-есть! Голова, по-вашему.
— Чудовищно! — потрясалась Юлия Гревс. — Чтоб разбудишь… вашего друга… нужно ударить ему… палкой по голова?
— А что делать! — кивал Вася Штернберг. — Азиаты мы… У нас даже будильников нет. Встаем по петухам.
— Петух? Я знаю «петух»! — оживилась Юлия. — Это такой вкусный птица… наподобие… курица?
— Именно! — поддержал ее Вася, — У нас даже поговорка есть. Курица не птица… леди не джентльмен.
Англичанка нахмурилась. Она опять не поняла.
— Разумеется… леди не джентльмен. В чем соль… ваша поговорка? Какой скрытый смысл?
— Ну… если по гамбургскому счету… джентльмен… как бы, не годится в подметки леди…
— Что есть… «подметки»? — любопытствовала Юлия.
Вася Штернберг на секунду задумался. Кажется, он сам уже слегка запутался в хитросплетениях великого русского языка.
— Тут что имеется ввиду… у нас… в дикой России… леди делают подстилки для обуви… из кожи джентльменов! — наконец-то выкрутился из щекотливого положения Вася.
— Какая… дикость! Ваши леди… все… такой жестокие?
Глубоко вздохнув, Вася Штернберг кивнул.
— У нас… так! У нас любая леди… и коня на скаку остановит, если что… И в любую избу на прием без доклада войдет… На то она и леди…
— Очень жестоко! — сокрушалась Юлия Гревс. — Делать из кожи джентльменов подметок… И негигиенично.
— Что делать! — вздохнул Вася. — Да, скифы мы… Да, азиаты…
Юлия Гревс быстро оглянулась на дверь и понизила голос.
— Скажи… Васил! — зашептала она. — А которые девушки… импонируют твоего друга?
— Импонируют!? Не было этого! Вот те крест! — испуганно прошептал в ответ Вася. И даже перекрестился. — У нас… в дикой России это вообще не принято…
— Я имеешь спрос… — продолжала шептать Юлия, — … которые девушки… нравишься твоему другу? Умный или… француженки?
В этот момент в каморке появился Ваня Айвазовский. Он ногой распахнул дверь, поскольку в руках держал поднос с тремя чашками свежего, только что заваренного, дымящегося, исконно английского напитка. В смысле, чая.
В начале той весны в Петербург прибыл Карл Павлович Брюллов, Великий Карл. Эта новость с быстротою молнии пронеслась по городу и привела всех поклонников живописи в неописуемый восторг.
В Академии художеств все было в движении, все в волнении. Самого художника встретили аплодисментами. Проводили в отдельную залу, где была повешена его картина «Последний день Помпеи».
Картину объявили лучшим произведением искусства 19-го столетия. Трагическое событие из жизни римского народа до глубины души потрясло всех, побывавших на выставке единственной картины.
«И стал последний день Помпеи, Для русской кисти первый день» — как пароль шептали друг другу вовсе незнакомые люди.
Ваня Айвазовский одним из первых имел счастье насладиться великой живописью. Молодых художников более всего потрясло, что Брюллов изобразил и самого себя среди жителей гибнущей Помпеи с ящиком красок на голове.
Вот оно! Истинное место настоящего художника. Быть среди людей. И на празднике, и в смертный час. Это чувство на всю жизнь засело в душе начинающего художника.
Уходя домой, он решил посещать выставку каждый день.
Пират объявился на выставке сразу же после ухода Вани. Наверняка специально так подгадал. Айвазян явился светской публике с какой-то накрашенной вульгарной девицей, которая ежеминутно визгливо хохотала, бесцеремонно разглядывала в лорнет мужчин и теребила его за рукав.
— Оник! — морщилась девица. — Пойдем! Здесь все ясно…
— Оник! Мне надоело-о…
Сам пират Айвазян, бегло осмотрев полотно, подошел к великому Брюллову, стоявшему рядом, и во всеуслышание заявил:
— Эта штука… посильнее «Фауста» Гете будет!
Одобрительно кивнул и даже похлопал Карла Павловича по плечу.
И уже уходя, заметил, мол, раму для картины следует сделать посолиднее, побогаче.
Сказать, что светская публика Петербурга была шокирована, ничего не сказать.
Великий Карл долго не мог прийти в себя. Ежеминутно утирал вспотевший лоб и недоуменно пожимал плечами. Но не произнес, ни слова. Воспитанные люди тем и отличаются от прочих, они никогда не выказывают своих чувств прилюдно.
Когда Ване на следующий день доложили об очередной выходке «его родственника», он впал в отчаяние. Влиять на поведение пирата было никак невозможно. Как невозможно было даже предугадать его дальнейшие поступки.
Ночами Ваню Айвазовского мучили кошмарные сны. Из всех углов являлись голые «пиратские Венеры» и беспрерывно произносили тосты в его честь.
Ваня похудел, осунулся. Под глазами появились синие круги.
Весна в Петербурге стремительно вступала в свои права.
Ваня Айвазовский получил любовное послание. Не совсем традиционное. Письмо начиналось словами. «Я к Вам пишу! Чего же боле? Что я могу еще сказать?». И так далее, и тому подобное.
