Гайра Веселая - Судьба и книги Артема Веселого
14 января 1924 года секретарем партячейкики Иваном Козловым была выдана справка в том, что Артем Веселый «прошел партпроверку в ячейке ВЛХИ им. Брюсова».
Его партийной нагрузкой стала работа с творческой молодежью, это ему было интересно, но отнимало много времени.
В учебную часть ВЛХИ
В виду чрезмерной перегруженности общественной работой, совершенно не имею возможности учиться. Прошу исключить из числа студентов.
19 ноября 1924
Артем Веселый — Николай Кочкуров 14.
Из института его не отчислили.
В 1924 году Артем Веселый публикует «Вольницу» и «Дикое сердце», переиздает «Реки огненные».
К началу 1925 года закончена повесть «Страна родная». Работа над историей гражданской войны продолжается.
«Дарование Веселого только еще разворачивается, — пишет критик И. Крути. — Мастер Веселый весь в будущем. Его родила революция, его выдвинула комсомолия, его воспитывает пролетариат. В этом залог роста и расцвета богатого дарования и недюжинного таланта нового революционного бытописателя» 15.
УДОСТОВЕРЕНИЕ
«Студент ВЛХИ им. Брюсова, член РКП(б), тов. Артем Веселый направляется на летние каникулы на Кубань, Черноморье, Ставропольскую и Терскую область с целью сбора литературно-исторических материалов об Одиннадцатой Красной армии и революционном движении в 18–19 гг. в указанных областях.
Просьба оказывать тов. Артему Веселому полное содействие в сборе литературно-исторических материалов.
Удостоверение действительно до 1 сентября 1925 года» 16
Поездки на Кубань и в Причерноморье стали в течение нескольких лет постоянными: известно, что Артем Веселый ежегодно с 24-го года по 28-й — на лошадях и верблюдах — повторял путь XI армии.
В 1926 году его спутниками были друзья по Брюсовскому институту Николай Федоров и Александр Береуцын.
Геннадий Константинович Федоров вспоминал рассказ своего брата Николая:
«Зимой 1926 года Артем, Николай и Александр Береуцын ездили в творческую командировку на Кавказ. Путь от Астрахани до Кизляра они проехали на верблюдах, ехали по пути отступления XI Красной армии с Кавказа. Где-то в Черных землях на них было нападение бандитов, но они отбились…» 17
Через несколько лет в романе «Россия, кровью умытая» Артем Веселый расскажет о трагедии XI армии.
Перед началом нового учебного года он с несколькими студентами ВЛХИ перевелся на этнологический факультет 1-го Московского государственного университета, но вскоре его отчислили «за невзнос платы за обучение». Любитель острого словца, Артем дал свою версию: «за полную неспособность к наукам».
ПОКРОВКА, 3
Из воспоминаний Виктора Светозарова
Недавно закончилась гражданская война. В Москву из провинции приехало немало молодых поэтов и писателей.
Многие из них жили где придется и впроголодь.
Михаил Голодный написал стихи:
В стране Советов в кабаках
Живут голодные поэты.
Мы, четверо «молодогвардейцев» — Артем, Голодный, Светлов и я пошли в ЦК партии. Нас принял Николай Иванович Бухарин. Рассказали, что негде жить, Голодный прочитал стихи о «голодных поэтах». Бухарин схватился за голову и стал куда-то звонить.
Через пару дней на Покровке, 3 под общежитие освободили 2-й и 3-й этажи 1.
Молодежь, желая обособить общежитие от остального дома, называла свои этажи 1-м и 2-м.
Вскоре вся литературная Москва узнала этот адрес. Здесь жили известные в то время комсомольские поэты и писатели, сюда к ним захаживали Маяковский, Асеев, Багрицкий, Фадеев, Шолохов.
Трехэтажный угловой дом № 3 (по Покровке), № 7 (по Девяткину переулку), по архивным документам, значится как жилой с XVIII века. Дом имел одну необычную архитектурную деталь. Поскольку с 1891 года его владельцем был некто Куприянов, отставной капитан-лейтенант, член «Общества для содействия русскому торговому мореходству», то по его желанию, над третьим этажом была воздвигнута угловая башенка, напоминающая капитанскую рубку. С угла, будто в трюм, вела лестница в подвал, где был трактир.
Вход в дом, с небольшим балконом над ним, был с Покровки.
В отданной под общежитие «Молодой гвардии» части дома с конца XIX столетия и до 1923 года, по справочнику «Вся Москва», находились меблированные комнаты (по словам старожилов, «с девочками»).
Ближнюю к входной двери комнату на «первом» этаже занимал Артем, позже он получил смежную 11-метровую комнатушку. Соседом Артема был Виктор Светозаров. Самая большая угловая комната принадлежала поэту Ивану Доронину, остальные — Михаилу Голодному, Сергею Малахову, Сергею Маркову, Александру Ясному, Петру Незнамову.
«Весной 1923 года я заболела туберкулезом, — рассказывала мама, — Артем отвез меня на все лето в Крым, а сам уехал собирать материал для „России“. К осени здоровье мое поправилось, он заехал за мной, мы вернулись в Москву. К тому времени Артем перевез из Самары родителей и Васю[27].
Жили впятером в одной комнате. Когда родилась Гайра, некуда было приткнуть кроватку.
Конечно, обстановка для литературной работы была неподходящая, Артем жил в общежитии Брюсовского института на Домниковке, домой приходил повидаться, погулять с Гайрой на Чистых прудах.
С бабушкой и дедушкой мы ладили. Я работала на Электроламповом заводе и училась на рабфаке, они нянчились с Гайрой.
Когда у нас с Артемом произошел разрыв [мама кое-что нам рассказывала, но опускала подробности, мол, не каждое лыко в строку], я уехала с Покровки на Старокирочный, где мне от завода дали комнату. Бабушка уговорила меня оставить у них внучку.
Хотя мы разошлись и у Артема уже была другая семья, я все еще любила его, и мы долго не могли с ним порвать. Он бывал у меня на Старокирочном, иногда встречались на Покровке; с Гайрой и Васей провели часть лета в Геленджике…
Артем очень хотел сына, придумал ему имя — Ярмак. Но родилась Заяра.
Еще до ее рождения мы расстались, на этот раз окончательно, но дружеские отношения сохранились».
Из записок Гайры Веселой
Дом на Покровке цел и сейчас, а вот балкон, застекленная дверь которого служила окном меньшей комнаты, не сохранился. На этом балконе под присмотром дедушки я «гуляла», с него мы с Заярой смотрели первомайские демонстрации. Дедушка и бабушка переехали в Москву уже немолодыми и сохранили уклад жизни самарской слободки. Дедушка ходил в сатиновой косоворотке навыпуск, перепоясав ее узким ремешком. Зимой надевал полушубок и валенки с калошами. Бабушка носила длинные темные юбки, ситцевые кофты, которые сама и шила. Голову повязывала белым в горошек платочком, а когда шла в церковь к обедне, меняла его на красивый полушалок и надевала черную плюшевую «кобеднишную» жакетку.
