Маргарита Фомина - Бриджит Бардо. Икона стиля
В течение еще некоторого времени Бриджит спрашивала совета у нескольких своих друзей. Так, например, Гуз-Реналь, которой также было известно о нежелании Бриджит обременять себя детьми, предложила помочь ей с абортом. Во Франции аборт все еще оставался под запретом — кстати, такое положение сохранится еще десять лет, — однако те, кто был в состоянии заплатить за эту операцию, могли без труда договориться с врачами.
Но в тот момент, когда Бриджит все-таки приняла решение избавиться от ребенка, случился самый невероятный конфуз — Бриджит отказали во всех клиниках, мотивируя это тем, что она слишком популярна, чтобы кто-нибудь осмелился взяться за подобную работу. Бриджит не выдержала давления и отчаянья и спустя некоторое время, рассказала Шарье о том, что она беременна. Разумеется, Жак с радостью воспринял эту новость, он так давно мечтал, что у них с Бриджит будет теплое, настоящее семейное гнездышко и много-много детишек. Жак очень категорично настоял на том, чтобы Бриджит оставила ребенка и заявил, что им срочно нужно пожениться.
Глава 18
Беременность
Не уверенная в себе, в страхе перед грядущим материнством, терзаемая сомнениями, сумеет ли она справиться с ребенком, Бриджит тем не менее согласилась. Как бы там ни было, к этому времени в газеты уже просочилась весть о том, что она в положении. Прервать беременность на этой стадии было практически невозможно.
Стоит ли удивляться — принимая во внимание все те пакости, которые ей уже приходилось терпеть от газет, — что они с Шарье держали свадебные планы в секрете. Они оба опасались, как бы нашествие поклонников и репортеров не омрачило скромное семейное торжество. Кстати, у них имелись все основания для опасений.
Не имея возможности венчаться в церкви — ведь в глазах Ватикана Бриджит по-прежнему оставалась замужем за Вадимом, — они назначили на 18 июля гражданскую церемонию, которая должна была состояться в мэрии Лувесьенна.
До свадьбы оставалась еще неделя, когда Бардо с Шарье объявились в Сен-Тропе оба с обручальными кольцами. И если вездесущие репортеры начинали донимать их расспросами, парочка неизменно твердила, что они уже поженились. Идея заключалась в том, чтобы сбить газетчиков с толку, чтобы те не пронюхали об истинном дне и месте бракосочетания. В субботу, 17 июля, в день, когда Бардо и Шарье вернулись в Париж, Тоти подтвердила в Сен-Тропе, что пара сочеталась браком девятью днями ранее. Правда, Тоти умолчала о том, где, собственно, это произошло, ограничившись замечанием, что, мол, узел уже завязан. Увы, эта уловка не сработала. Как и другая, предложенная Аленом Карре и дублершей Бриджит — Маги Мортини.
Чутье подсказывало пишущей братии, что назревают какие-то важные события, и редакторы поспешили выставить перед домом на авеню Поль-Думер круглосуточную вахту. Чтобы сбить их с толку, Карре и Мортини притворились, будто они — Жак и Бриджит. В квартире до поздней ночи горел свет, и «мнимые супруги» то и дело появлялись в окнах, разыгрывая перед репортерами счастливую парочку. Тем временем истинные жених с невестой успели добраться до Лувесьенна.
К сожалению, кто-то из мэрии проболтался, что церемония назначена на четверг, и когда оба семейства прибыли на тайное бракосочетание, их уже поджидали репортеры из «Пари-Матч». Среди команды газетчиков — а их там собралось человек 10–12 — имелся и знакомый Бриджит, фоторепортер Филипп Летельер. «Любая свадьба во Франции является публичным событием. Таков закон. Так что мы считали себя в полном праве проследовать вслед за ними в зал».
Забавно, но за церемонией наблюдала, как и во всех подобных случаях, символ Франции, Марианна. Мэр Ферран Гийом пригласил обе семьи занять свои места в свадебном зале, где на них взирал бюст Марианны. Бриджит и в голову не могло прийти, что в один прекрасный день этот зал украсится скульптурой с ее лицом — в день, когда всенародным голосованием ей будет предоставлена честь олицетворять собой Францию. И на протяжении многих лет миллионы юных пар будут скреплять брачный союз в буквальном смысле пред очами Бриджит Бардо. Неожиданно со всех сторон засверкали камеры. Никак не ожидая, что репортеры проследуют за ними в зал, Бриджит разразилась слезами: «Я не хочу, чтобы меня снимали!».
Мэр пригласил жениха и невесту с их родителями — он особо подчеркнул это — пройти к нему в кабинет. Обе семьи перебрались туда, но опять-таки, в соответствии с французскими законами, дверь в кабинет осталась открытой. Так распорядился Гийом. Шеф полиции же выставил несколько крепких парней, чтобы те не пускали фотографов. Возмутившись, что им отказано в праве честным трудом зарабатывать себе на жизнь, репортеры устроили потасовку — сначала с полицией, а затем и между собой. Они толкались и отпихивали друг друга, желая занять место напротив открытой двери.
В сопровождении этого шума и гама сама церемония заняла семь минут. Жених поцеловал невесту, родители обменялись рукопожатиями, все принесли извинения мэру, а мэр в свою очередь также извинился перед всеми. Так Бриджит Бардо стала мадам Шарье.
Теперь перед новобрачными и гостями стояла задача целыми и невредимыми выйти из мэрии. В здании имелся только один выход, и, напустив на себя храбрый вид, оба семейства После принялись пробиваться наружу сквозь ошалевшую от ожидания толпу. Наконец они расселись по машинам и вскоре скрылись за высокими стенами семейной виллы Бардо. скромного семейного торжества Мортини и Карре снова превратились в Бриджит и Жака. На этот раз их номер, можно сказать, удался. Прикрывая лицо, чтобы ввести в заблуждение папарацци, они уселись на заднее сиденье машины и рванули в Париж, увлекая за собой стаю газетчиков. Оказавшись, наконец, в квартире, они замкнули дверь на замок и отказались выходить наружу. Репортерам ничего не оставалось, как возобновить свои бдения. Осада продолжалась.
Как только путь в Лувесьенн стал для них открыт, Бардо и Шарье потихоньку улизнули в Париж на Лионский вокзал, а оттуда отбыли «голубым экспрессом» на юг. Там, с вокзала Сен-Максим, они на машине прикатили в «Мадраг», где и провели десять дней в тиши и спокойствии.
Однако над их союзом словно витало некое проклятие. У Шарье случился приступ аппендицита, и он был доставлен в больницу. Не успел он до конца поправиться, как Бриджит уже надо было переезжать в Ниццу, где ей предстояли съемки картины «Не хотите ли станцевать со мной?». Это была ее третья работа с Мишелем Буароном. А пресса уже вовсю рассуждала об их с Шарье будущем.
Бардо отреагировала со свойственной ей искренностью: «Каждый раз, когда я влюбляюсь, — заявила она, — я не делаю из этого секрета. Я рассказываю о моем избраннике, я не прячу его от посторонних глаз — наоборот. Людей возмущает, в первую очередь, моя откровенность. Клянусь вам, что если я разлюблю моего мужа Жака Шарье, то первая объявлю об этом. Я прямо так и скажу. Если я вторично вышла замуж, это вовсе не означает, что теперь я изменилась».
