Владимир Виноградов - Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране
Несмотря на то что Ирвани вращался больше в «западном мире», он оставался все-таки настоящим иранцем, связанным со своей страной и народом, откуда он вышел. Западное в нем было наносное. Особенно это почувствовалось, когда он пригласил меня с женой к себе в дом на свадьбу дочери Марьям.
Вообще-то свадьба была устроена по масштабам Ирвани, она продолжалась три дня. Были разосланы приглашения деловым людям во многие страны мира вместе с авиабилетами первого класса в оба конца и оплаченными на неделю номерами «люкс» в самой дорогой гостинице Тегерана, автотранспортом, расходами по осмотру достопримечательных мест Ирана и т. д. На торжества по случаю бракосочетания дочери приняли приглашение и крупные иностранные деятели от бизнеса, и министры, и местная знать. Все было заранее расписано: для каких гостей большой прием – угощение сегодня, для каких – завтра и т. д.
Нас он выделил, пригласил к себе в дом, в котором и должен был состояться сам обряд бракосочетания по мусульманским обычаям. Как оказалось, здесь были только близкие родственники жениха и невесты – всего человек тридцать. Вскоре начался обряд венчания.
Появилась невеста с женихом, вокруг суетились женщины с умиленными лицами, помогали невесте, переглядывались между собой, обменивались ласковыми замечаниями. Жених и невеста сели перед установленным на полу зеркалом, чашей с проросшей пшеницей, сладостями и другими предметами, полагающимися по обряду. Мулла в соседней комнате начал нараспев читать из Корана. Через некоторое время он громко спросил, согласна ли невеста взять в мужья своего жениха. Невеста, как полагается по ритуалу, промолчала. Мулла вторично задал свой вопрос. Молчание. И в третий раз доносится голос муллы, повторяющий тот же вопрос. Марьям, покраснев, быстро, даже слишком поспешно, отвечает: «бали!» («да!»). Все смеются, уж очень непосредственно и искренне вырвалось это «да», поздравляют жениха и невесту, ставших мужем и женой, над их головами одна из женщин трет кусок об кусок сахар – чтобы любовь и жизнь были сладкими. Присутствующие явно не из аристократического круга, это чувствуется по их простому, какому-то свободному народному поведению, одежде, разговору, да и «учености заграничной» на них не видно. Это – Иран и прошлое Ирвани и многих новоявленных крупных дельцов.
Ирвани, как и многие видные представители делового мира, стоявшие на высоких ступенях социальной иерархии шахского Ирана, конечно, внимательно следил за развитием обстановки в стране. Для этого круга лиц была важна стабильность, обеспечивающая деловую активность. Они были вхожи и в шахское окружение, и в правительство, и в армейскую среду, не ссорились с САВАКом, держали тесную связь с духовенством, субсидируя ее, – денег на все хватало, страна находилась в эпохе сверхдоходов.
Крупные деловые люди, видимо, уже давно хорошо ощущали нарастание в стране оппозиционного шаху движения. И принимали свои меры – ведь единоличная негибкая линия шаха вела страну к социальному конфликту, угрожавшему их позициям и им самим. Иранскому крупному предпринимательству уже было тесно в монархических рамках.
В сентябре 1978 года Ирвани и другие мои знакомые из крупного бизнеса сообщили мне, что они очень обеспокоены развитием событий в стране, начали предпринимать меры, чтобы в какой-то степени пойти навстречу требованиям духовенства, дать некоторые уступки, а возможности договориться с духовенством имеются. Духовенство станет «консультантами» при принятии законов, будет следить за соблюдением исламского права – шариата. Находящийся в Иране высший духовный деятель аятолла Шариат-Мадари склоняется к сотрудничеству с правительством. Однако аятолла Хомейни за рубежом непримирим, упорствует. Еще лет пять тому назад деловые круги настойчиво предлагали шаху договориться с Хомейни, готовы были выступить посредниками в примирении. Шах бы мог лично пригласить Хомейни вернуться. Тогда была надежда на примирение, сейчас уже поздно. Либерально-буржуазная оппозиция в лице «Национального фронта» для режима опасности не представляет – таково мнение крупных деловых кругов, у «Нацфронта» нет нового Моссадыка. Но страна накалена, надо дать «выпустить пар», пойти на либеральные меры, например, разрешить некоторые политические демонстрации. Функции двора будут ограничены: сокращены полномочия министра двора, поскольку это была слишком сильная фигура, или же будет совсем отменен этот пост. Предлагается создать «Национальный трибунал» для суда над министрами, замешанными в коррупции, к суду будет привлечен и Ховейда. Однако в отношении Ховейды план состоит якобы в том, чтобы дать ему возможность очиститься от обвинений, которые невольно падают на него как наиболее яркого представителя шахского режима. Знание Ховейдой всех дел страны, в том числе и закулисных, невозможность перечеркнуть последние 13 лет шахского режима, которые считаются блестящими в шахском правлении, в сочетании с ораторскими способностями Ховейды делают невозможным его осуждение трибуналом. Он на некоторое время будет в тени, а затем вновь может заняться политической деятельностью. Сестры шаха и другие члены его семьи будут сильно ограничены в своей деятельности.
В декабре того же года деловые люди уже говорили об отъезде шаха из страны как о предрешенном вопросе, о необходимости перехода власти к наследнику, о «временном» военном правлении во главе с сильной личностью, а затем создании коалиционного правительства во главе с Базарганом. Это правительство проведет выборы, будет образовано правительство парламентского большинства, а всенародный референдум определит вопрос о будущем государственном устройстве страны. Видимо, будет республика во главе с избираемым президентом. США уже «списали» шаха и ищут другую личность, которая возглавит страну. Но и этим планам не удалось сбыться.
Вскоре, в декабре 1978 г., Ирвани позвонил по телефону и сообщил, что надолго уезжает «на лечение» в ФРГ.
Религия
Направляясь в Иран, я, конечно, хорошо представлял, что при изучении внутреннего положения необходимо будет внимательно учитывать влияние ислама, тем более что здесь господствующим течением является самая активная воинствующая его ветвь – шиизм. С исламом мне приходилось сталкиваться ранее, во время работы в Египте. Однако там ислам уже давно в политическую жизнь не пробивался. Президент Садат публично клялся, что он истый мусульманин, любил при любом удобном случае сфотографироваться в позе наиусерднейшего моления в мечети. Однако, как известно, в личной жизни он вел себя далеко не по-мусульмански.
В шахском Иране бросилось в глаза отношение властей к исламской религии. С одной стороны, подчеркивание принадлежности Ирана к мусульманским странам, с другой – лишение духовенства политической роли в жизни страны. Конечно, нельзя было не считаться с объективным фактом доминирования религии среди подавляющей части населения. Шах неоднократно подчеркивал, что он ярый приверженец ислама, даже говорил, что его иногда посещали религиозные пророческие видения, которые предопределяли его судьбу, направляли его действия. Конечно, шах в свое время совершил и паломничество в Мекку, смешался с тысячами простых мусульман, одетый, как и они, в белый хитон, с голым плечом, в простых сандалиях на босу ногу. Помещались и снимки шаха, участвующего в молитве по какому-либо случаю.
