Владимир Виноградов - Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране
Разумеется, в этих передачах не было ничего недружественного, задевающего иранский народ. Да, там говорилось с приведением известных фактов о стремлении западных держав вмешиваться во внутренние дела Ирана, о проникновении иностранного капитала в Иран, стремящегося подчинить экономику страны своим целям и интересам. Наоборот, в этих материалах говорилось о нашем уважении к независимости Ирана. Об этом я сказал Ховейде при одной из встреч, а заодно и передал ему две толстые папки с образцами того, какую гнусную клевету о Советском Союзе публикует иранская печать со ссылками на западную прессу. Сказал Ховейде, что это по меньшей мере странно и никак не вяжется с официально занимаемой шахом и иранским правительством позицией дружественного отношения к нашей стране.
Ховейда пытался утверждать, что дело, дескать, в «свободе печати» в Иране, которую он, однако, назвал «грязной»; не обращайте внимания, говорил он, все это делают маленькие, мелкие люди.
Я отпарировал, сказав, что если говорить о «маленьких, мелких людях», то надо иметь в виду, что они никогда не делают того, что не понравилось бы «большим людям». Ховейда рассмеялся и больше к этой теме не возвращался.
К концу 1977 года внутреннее положение в стране осложнилось, широковещательные пятилетние планы шаха не выполнялись, нарастало недовольство в различных слоях, что, конечно, оборачивалось в первую очередь против правительства, которое так долго и бессменно возглавлял Ховейда. Недовольными Ховейдой были крупные промышленники и торговцы. Некоторые из них, даже зная о благоприятном отношении Ховейды к развитию отношений с Советским Союзом, в разговорах с советским послом срывали злость на Ховейде, называя его «паяцем». Как у всякого талантливого человека, у него было много завистников. Шах поступился Ховейдой, снял его с поста премьер-министра, назначив премьером Амузгара – генерального секретаря партии «Растахиз». Ховейда получил, однако, почетный пост министра двора.
Ховейда, конечно, был задет, но внешне виду не показывал. Он с юмором рассказывал, как, вступив на эту должность, он получил свое первое жалованье, которое в несколько раз превышало жалованье премьер-министра. Ховейда сообщил шаху, что он не может принять такого жалованья, оно слишком велико для него, ему не на что тратить так много денег. Шах был недоволен: не нарушайте традиций, сказал он.
Но государственные дела, как это скоро почувствовалось, все больше проходили мимо Ховейды, да и шах, видимо, все менее прислушивался к нему. Ховейда, наверно, много раздумывал о судьбе страны, во всяком случае, насколько помнится, еще в декабре 1977 года он сказал мне, что «дела шаха, кажется, движутся к закату, скоро он уйдет». Это было весьма примечательное замечание, которое говорило не столько о личном разочаровании Ховейды в шахе, сколько о назревающих в стране событиях. Это, конечно, еще более подтолкнуло нас внимательно следить за развивающейся обстановкой.
Перед отъездом в отпуск в июне 1978 года, когда уже начались открытые выступления против режима, Ховейда пригласил меня пообедать вдвоем. Настроение у него было необычное – пессимистическое, мрачное.
Он еще думал дальними категориями. Нынешний режим изменится, это ясно, но когда? Что будет через 3–4 года? В каком направлении будут изменения? Кто будет вести страну? И сам пытался анализировать, но заходил в тупик.
Буржуазия, говорил он, развращена, полностью коррумпирована, ей нет дела до будущего страны, – она загребает прибыли, политических идей у нее нет. Рабочий класс хотя и растет, но численно мал и политически неорганизован. Крестьянство проявляет крайнюю пассивность и к будущему страны, и к политике вообще. Меры шаха, направленные на либерализацию политической жизни, весьма ограничены и ни к чему не приведут. На чьи же плечи ляжет ответственность за страну? Неужели на нас, говорил он, «на мелкобуржуазную интеллигенцию», которая подвержена сильным колебаниям и не может иметь четкого и нужного для страны политического курса? Однако шах боится и этой интеллигенции, он видит у нее лишь стремление создавать оппозиционные «центры силы». Остается одна надежда – армия, «тут все в порядке», это опора. Но что может сделать армия и куда она поведет дело, если возьмет власть в свои руки?
Ответов на свои вопросы Ховейда явно не находил.
По возвращении из Москвы в сентябре 1978 года я позвонил Ховейде о встрече, хотелось побеседовать после долгого перерыва.
Ховейда сообщил неожиданность: сегодня утром он подал в отставку с поста министра двора! Видимо, я невольно допустил паузу в разговоре, потому что Ховейда рассмеялся:
– Вы что, боитесь теперь со мной встретиться?
– Конечно, нет, – ответил я, – а встретиться-то с вами можно?
– Конечно, можно.
– Что же вы собираетесь теперь делать?
– Буду читать, думать, философствовать. Приезжайте завтра, только уж не в резиденцию, а в дом матери. Я теперь там будут жить.
Приехал по сообщенному адресу. У ворот полицейские (охрана или арест?). Провели через лужайку в дом, видел, что Ховейда в садике сидит и беседует с какими-то людьми. Через несколько минут появился и он сам.
Был он несколько наигранно веселый, оживленный, только, пожалуй, бледность лица и набухшие мешки под глазами выдавали его состояние.
– Я живу сейчас здесь, у матери. На частную квартиру, о которой мечтал, решил не перебираться по соображениям безопасности. Шах оставил мне прямой телефон к нему, позаботился об охране…
Невольно подумалось: шах взял его под полный контроль.
Ховейда рассказал, что он сам решил уйти с поста министра двора. Уже год, как разногласия между ним и шахом стали весьма открытыми. Он понял, что шах не хочет прислушиваться к его советам, – тогда зачем же ему нужен пост первого советника шаха? Разногласия углублялись как по вопросам внутренней, так и внешней политики. Недавние расстрелы демонстраций лишь подтолкнули Ховейду к решению об отставке – он не хочет быть ответственным за эти убийства.
Волнения в стране, продолжал Ховейда, имеют глубокие причины, они лежат в социально-экономическом развитии страны. Он, Ховейда, настойчиво предлагал шаху образовать новое правительство не назначением единолично шахом, а путем переговоров с оппозицией. Это было бы временное правительство на срок, необходимый для проведения и обеспечения новых свободных выборов в парламент. При таком решении и оппозиция несла бы ответственность за положение в стране, а не только шах. Нужно предоставить полную свободу действий всем политическим партиям, включая коммунистов. Без этого страна уже не может жить. Не следует бояться коммунистов, они наберут не более 4 % голосов, успокаивал он шаха.
