А. Махов - Микеланджело
— Его испанцы будут палачами, — заверил кардинал.
— Вот это мудро, — похвалил Павел. — Тут большой резон: мы в стороне и с чистыми руками. А кесарю раз плюнуть на закон.
— И к свадьбе будет вроде подношенья, — угодливо заметил Бьяджо.
— За дочку Карла внука выдаю, — поделился радостью Павел, — на что монаршье есть благословенье.
— Вас поздравляем!
— Весть пока таю, — признался Павел. — Как только передушим всех повстанцев, тогда мы и закатим пир горой. Покуда вся надежда на испанцев.
Гонзага переглянулся с Бьяджо и тихо промолвил:
— Святейшество, тут казус небольшой. Допрос устроив, мы легко дознались, кто средствами снабдил бунтовщиков.
— И кто же? — грозно спросил папа. — Говорите. Что замялись?
— Буонарроти, — процедил Гонзага.
— Он на всё готов, — поддержал его Бьяджо. — Не зря о нём такие ходят слухи, что страх берёт.
— Да сплетни-то при чём? — возмутился Павел. — Молчи, дурак! Ты хуже римской шлюхи, готовой переспать с родным отцом.
Осмелев, Гонзага предложил:
— Вот повод, чтоб лишить его заказа, а роспись ту дель Пьомбо передать. От Микеланджело идёт зараза…
Но тут Павел не выдержал и закричал:
— Гонзага, нет! Такому не бывать! Его оклеветали, вне сомненья, завистливые злые языки. Ему на подлецов везенье, особенно злословят земляки.
И папа принялся объяснять придворным, что мастер нищий, сознательно дав бедности обет, в пристойном отказав себе жилище.
— Да у него гроша в кармане нет, — продолжал рассуждать Павел вслух, словно разговариваая с самим собой. — Ведь всё, что получает за работу, он попрошайкам братьям отдаёт, а те транжирят денежки без счёту и благоденствуют из года в год. Теперь он о племяннике радетель и думает балбеса обженить.
Его рассуждения осторожно прервал Бьяджо, напомнив, что в приёмной дожидается свидетель, готовый сказанное подтвердить.
— Кто выискался таковой?
— Дель Риччо, ходатай по делам и приживал.
— Тот флорентиец? — удивился папа. — Предал он вторично. Тащи его, ретивый кардинал!
Подталкивая вошедшего, Гонзага объявил:
— Пред вами грешник.
— Ближе, образина! — приказал Павел упавшему перед ним на колени перепуганному Дель Риччо. — Так ты, хамелеон, поклёп возвёл на нашего любезнейшего сына? Знай, клевета — тягчайшее из зол. А я-то полагал, что мастер славный разборчив в людях и в своих друзьях, среди которых, говорят, ты главный. Что, снова проигрался в пух и прах и подличаешь, задолжав всем разом?
— Святейшество, — залепетал Дель Риччо, — да я… да он… Клянусь! Пред палачом в подвале меркнет разум, и я…
— Оклеветал. Презренный трус! — закричал папа, всё более озлобляясь. — Уже пустил с испугу лужу, шельма! Да не сучи ногами, как сатир, а лучше думай. Что ты пялишь бельмы? Кто деньги дал?
— Мне их вручил банкир…
Гонзага с силой встряхнул его:
— Ты говоришь не то!
— Дал деньги Строцци, — решительно заявил Дель Риччо, почувствовав, что такой ответ будет папе по нутру.
Павел облегчённо вздохнул:
— Всё ясно, кардинал. Я так и знал. Чтоб выйти из тюремного колодца, он благодетеля оклеветал.
— Простите…
— Чтоб тебе быть целу, о нашем разговоре никому. Вон из дворца!
Когда тот чуть не бегом выскочил из кабинета, Гонзага спросил:
— Какой же ход дать делу?
— Ужели не понятно самому? — подивился Павел. — Да Строцци с Медичи — два разных клана, всю жизнь враждующих между собой. Они втянули этого болвана в свою игру, и тут вопрос простой.
Папа обвёл взглядом придворных, желая удостовериться, что удалось их убедить.
— Буонарроти дорогого стоит, и с ним у нас хлопот хоть отбавляй. Попробуй тронь творца — Европа взвоет, подняв из каждой подворотни лай.
Почувствовав колики в животе, Павел решил поставить точку в затянувшемся разговоре.
— Пока он с нами, недругам завидно и хочется союз наш оболгать.
— Но что-то утаил Дель Риччо, — словно про себя сказал Гонзага.
— Стыдно, — оборвал его папа, — облыжным обвиненьям доверять! Со временем шагает мастер в ногу и полон новых планов и идей. Горит в работе, ну и слава Богу! Лишь бы в систему нашу врос скорей и не считал бы Рим своей темницей.
— Да ведь ему ничем не угодишь, — пожаловался Бьяджо.
— Воздастся за терпение сторицей, — сказал папа. — Гонзага, что молчишь?
— К сторонникам реформ он расположен.
— Но льнут они к нему, а он к ним нет, — решительно отрезал Павел. — Виттории Колонна круг ничтожен. Итак, договорились обо всём.
Он с укоризной посмотрел на придворных:
— Кого нашли взамен ему? Дель Пьомбо — распутника, обжору и рвача. Он, как индюк, надулся от апломба. Ступайте и верните мне врача.
Когда все удалились, Павел задумался, понимая, что Микеланджело с огнём играет, встревожив весь Ватикан.
«Держись-ка от политики подале, — мысленно посоветовал он мастеру, — она грязней клоаки городской. Благое дело вместе мы зачали и связаны верёвочкой одной. Покуда жив, я ей не дам порваться, но за тобой ужесточу надзор. Не должен ты с еретиками знаться, иначе с ними угодишь в костёр!»
И такая угроза была нешуточной, ибо по всей Италии вместо «костров тщеславия», на которых сжигались когда-то богохульные книги и картины, теперь заполыхали костры инквизиции для сжигания живьём еретиков.
* * *
Пришло сообщение, что отряд добровольцев попал в засаду на подступах к Флоренции и полностью уничтожен. Рухнули все планы, тщательно подготовленные Джаннотти, Строцци и другими патриотами, а надежды Микеланджело увидеть Флоренцию свободной обернулись крахом.
Со своими невесёлыми мыслями он направился в монастырь Сан Сильвестро к Виттории Колонна, где застал её вместе с герцогиней Джулией Гонзага, присутствия которой никак не ожидал.
— День добрый вам, сиятельные донны! Брожу слепцом — в глазах сплошная тьма, — и он в изнеможении опустился на стул. — Мне постоянно жизнь чинит препоны, от коих скоро я сойду с ума.
Колонна вздрогнула от неожиданности:
— Мой друг, ужели нелады в Сикстине? Таким я вас не знала никогда.
Он заверил её, что дела идут неплохо там поныне, но под Флоренцией стряслась беда. Республике из праха не подняться — последний рухнул чаяний оплот.
— Да как же вдруг могло такое статься? — с болью в голосе спросила Колонна. — Вы так надеялись на тот поход…
Микеланджело, оглядевшись по сторонам, тихо ответил:
— Сейчас не время говорить пространно. Узнаете чуть позже обо всём.
Сгорая от любопытства, Гонзага всё же поняла лишним своё присутствие.
— Хоть встрече с вами несказанно рада, но лучше я оставлю вас вдвоём.
Проводив герцогиню, Колонна подошла к Микеланджело: