Моисей Кроль - Страницы моей жизни
Эти отряды с точки зрения военной были совершенно ничтожны, но чиня серьезные препятствия провозу оружия с Дальнего Востока в Сибирь и внося вообще расстройство в железнодорожный транспорт дальневосточной окраины, они причинили огромный вред антибольшевистскому движению.
Все же можно сказать, что установление всесибирской власти было достигнуто. Но события к этому времени выдвинули на очередь другой вопрос.
Дело в том, что на территории, освобожденной от большевиков, существовало несколько других правительственных образований, кроме Сибирского, и если Екатеринбургское правительство и правительства казачьих войск были близки и по своим настроениям и по всей своей ориентации Сибирскому, то с «Комучем» у последнего были не только серьезные трения на почве координации деятельности их добровольческих армий, но и глубокие принципиальные расхождения, главным образом по вопросу об источнике верховной власти. В то время как Самарский комитет членов Учредительного собрания («Комуч») считал источником верховной власти созванное на 5 января 1918 года в Петрограде Учредительное собрание, а потому признавал любую правительственную власть, возникшую на освобожденной от большевиков территории, ответственной перед этим Учредительным собранием, Сибирское правительство полагало, что разогнанное большевиками Учредительное собрание перестало существовать, поэтому никакой речи об ответственности перед этим учреждением быть не может.
Разногласие было настолько глубоким, что какой бы то ни было сговор между обеими сторонами казался невозможным.
Между тем несогласованность действий Сибирского правительства и «Комуча» и в особенности трения между «Народной армией» последнего и военными кругами первого, отражались крайне вредно на всей государственной жизни как в Сибири, так и на западе от Урала. И вот под давлением представителей союзных держав и чешского командования, которому были подчинены русские добровольческие армии, а равно под влиянием умеренных членов партии социалистов-революционеров была сделана попытка сговора между Самарским комитетом членов Учредительного собрания и Омским правительством. 15 июля 1918 года делегаты обеих сторон съехались в Челябинске для выработки условий соглашения, но это совещание окончилось неудачей – делегаты ни до чего договориться не смогли. В августе положение на фронте стало угрожающим, и союзники не только настойчиво потребовали скорейшего сговора между «Комучем» и Сибирским правительством, но поставили на очередь вопрос о создании по общему соглашению всех местных правительств всероссийской власти. И в том же августе месяце состоялась в Челябинске новая встреча делегатов от Самарского и Омского правительств, которые наконец пришли к соглашению о необходимости созвать особое государственное совещание как для решения неотложных дел, накопившихся у новой власти, так и для сговора относительно формы и характера этой власти.
На этот раз делегаты покинули Челябинск с сознанием, что все препятствия, которые могут возникнуть на намеченном государственном совещании по вопросам, связанным с созданием всероссийской власти, при доброй воле участников совещания будут преодолены.
И в сентябре месяце в городе Уфе при довольно торжественной обстановке открылись исторические заседания государственного совещания, на исход деятельности которого многие возлагали большие надежды.
В этом своеобразном «земском соборе» участвовали делегаты от «Комуча» и правительств: Сибирского, Уральского (Екатеринбургского) и шести сибирских казачьих войск; от территориальных новообразований – астраханского казачьего войска, Башкирии, Алаш-Арды и Туркестана; от политических партий: социалистов-революционеров, социал-демократов, народных социалистов «Единства» и конституционных демократов. Кроме того, на совещании имели своих представителей съезд членов Всероссийского Учредительного собрания, съезд городов и земств и «Союз Возрождения России». Всего на совещании присутствовали 129 человек, из коих членов Учредительного собрания было 77; причем подавляющее большинство их принадлежало к партии социалистов-революционеров. А так как социалисты-революционеры участвовали еще в совещании как представители Центрального Комитета партии и как делегаты некоторых правительств и общественных и политических организаций, то они обладали на этом совещании огромным большинством.
Ввиду того, что сессия Сибирской областной думы к тому времени закончилась, то я, как член Учредительного собрания, поспешил в Уфу.
Когда я прибыл туда и ознакомился с составом участников совещания, то, признаюсь, подумал с большой тревогой об исходе работ этого «предпарламента» новой формации. Если социалисты-революционеры представляли собою крепко сплоченное левое крыло его, то меньшинство распадалось на несколько групп, политическая ориентация и идеология коих резко расходились между собою и в особенности с идеологией эсеровского большинства. И я себя спрашивал: возможен ли вообще сговор между людьми, из коих одни мечтают о реставрации самодержавия, другие о военной диктатуре, третьи о всероссийской власти, несменяемой и не ответственной ни перед кем, а четвертые о всероссийской демократической верховной власти, ответственной перед первым Учредительным собранием, хотя и распущенным, но выражающем истинную народную волю. Мое беспокойство еще более усилилось, когда я убедился, что уфимское совещание с первых же дней своих занятий представляло собою два враждебных лагеря, примирить которые казалось невозможным.
По намеченной заранее программе работ совещанию надлежало решить следующие основные вопросы: о форме верховной власти; о характере ее ответственности и о личном составе будущего носителя этой власти. Легко себе представить, с какими трудностями было сопряжено решение этих важных вопросов при полной противоположности даже самого подхода к решению их со стороны обоих лагерей. Дни шли за днями, пленум совещания собирался редко, но так называемая согласительная комиссия почти непрерывно заседала, и дело сговора не двигалось вперед. Бывали моменты, когда казалось, что разрыв между двумя группами неминуем. Эсеровская фракция часто собиралась для выслушивания от своих делегатов отчета о ходе переговоров в согласительной комиссии, и каждый раз мы расходились с тяжелым чувством и сознанием, что выхода из создавшегося тупика нет. Было среди нас несколько левых товарищей, которые, потеряв терпение, требовали прекращения переговоров, как например, Вольский и другие (Чернова на уфимском совещании не было), но подавляющее большинство считали, что нужно сделать все возможное, чтобы договориться, тем более что всех нас, и левых и правых, объединяла столь высокая цель, как освобождение России от большевистского гнета. Однако и нас, сторонников больших компромиссов, одолевали сомнения. Этими сомнениями я лично поделился с товарищами на одном из наших фракционных собраний. Я указал на то, что, допуская при переговорах максимальные уступки и добившись определенного соглашения, мы далеко не можем быть уверенными, что группы, подписавшие это соглашение, добросовестно и до конца выполнят взятые ими на себя обязательства.
