Феликс Чуев - Сто сорок бесед с Молотовым
Молотов, убежденный в правоте большевистского дела, уверен, что Ленин сделал Сталина своей опорой в ЦК, действовал с ним «плечо к плечу, считал его самым надежным, на кого можно положиться».
Человек, прекрасно знавший кухню отношений в высших эшелонах партийной элиты, приводит факты о том, что Сталин стал Генеральным секретарем по личному указанию Ленина. И, как истово уверяет нас В. Молотов, после Ленина более последовательного, талантливого и, конечно, великого деятеля, чем Сталин, в партии и стране не было. Не будем спешить ни в опровержении, ни в усмешке.
После революции два человека наиболее тесно были связаны с Лениным: Троцкий и Сталин, являясь его, так сказать, правой и левой рукой. Правда, руки на разных этапах менялись.
Начиная с 1921 года, когда еще больше усиливается роль всех подразделений аппарата ЦК РКП, прежде всего Политбюро и Секретариата в жизни страны, возрастает и роль Сталина. Причем это объективно соответствовало направлению мыслей Ленина. Ведь даже в последних ленинских произведениях, из которых сегодня активно цитируется фраза о необходимости коренной перемены взглядов на социализм, при самом внимательном взгляде никаких конкретных предложений в этом плане не сделано.
А то, что предложено, фактически ориентировано на цементирование партии – государства. Ленин ратует за соединение советских органов с партийными, считает необходимым оставить за партией «общее руководство работой всех органов власти», а для Секретариата ЦК РКП(б) – организацию обучения новых членов ЦК «всем деталям управления». Особую роль для укрепления тоталитаризма сыграла ленинская мысль о слиянии органов партийного контроля и рабочей инспекции.
А между тем, если рассматривать серьезно тезис об изменении взглядов на социализм, то он требовал отказа от большевизма как такового. Но в таком случае разговор должен был идти и об ином общественном устройстве.[1]
Сталин был предпочтительнее для Ленина не только по причине большей дисциплинированности и исполнительности. Но и по своей судьбе, характеру убеждений ближе к той Системе, которую спроектировал и начал строить вождь большевиков. Ленин никогда ничего не забывал. Вряд ли он забыл поведение Троцкого до революции, вряд ли забыл его меткий юмор в свой адрес: «… диалектике нечего делать с тов. Лениным. Он обращается с марксистскими «положениями», как с несгибаемыми статьями «Уложения о наказаниях». Сперва находит «подходящую» статью, а затем копошится в материалах обвинительного акта, изыскивая там признаки преступления, формально отвечающие содержанию карательной статьи». Знал Ленин и то, что Троцкий позволял себе активные нападки на бюрократическую деятельность центральных партийных органов. Например, в конце декабря 1921 года Троцкий направил Ленину записку, в которой высказывал «очень большое сомнение по поводу Ваших (Ленина. – С.К.) запретительно-ограничительных предложений насчет приема в партию». Несмотря на весь свой авторитаризм, Троцкий все же сохранил в себе элементы меньшевистской фронды, это – нет-нет да и прорывалось в его поступках. Вполне вероятен факт, приводимый В. Молотовым, когда на заседании Пленума ЦК РКП Ленин написал ему записку: как можно резче выступить против Троцкого, а записку уничтожить.
И хотя в последний период по каким-то позициям Ленин качнулся к Троцкому (в частности, по вопросу образования СССР) и его отношение к Сталину охладилось из-за грубости последнего по отношению к Крупской, думается, что по сути Сталин как защитник Системы был все же ближе ее основателю.
Вчитаемся внимательно в текст ленинского «Письма к съезду». Два выдающихся вождя – Сталин и Троцкий. В пассиве у Сталина – «сумеет ли он всегда достаточно осторожно» воспользоваться необъятной властью и грубость. У Троцкого – увлечение администраторством и небольшевизм. И хотя к последней характеристике предпослано очень туманное – это мало может быть поставлено ему в вину лично, но очевидно, что предпочтен будет тот, кому не было дано политической рекламации. Кроме того, Ленин не мог не знать о реальной политической силе Сталина, опиравшегося на секретарский корпус разных уровней. И то, что говорит В. Молотов, в целом, на наш взгляд, соответствует действительности.
Вопросы же о том, в чем Сталин был последовательным ленинцем, в чем развивал его, а где извратил и довел до абсурда ленинские идеи, являются предметом самостоятельного исследования и, думается, что общественная мысль на этом еще сосредоточится. Хотелось бы обозначить лишь один ракурс данной проблемы. Очень интересно сравнение терминологического и образного рядов ленинских и сталинских работ. И в тех, и в других – очень похожие «корректные» эпитеты в отношении политических противников и оппонентов. И у Ленина, и у Сталина обнаруживается по существу однотипный взгляд на государство как некую систему с иерархическими связями и с партией коммунистов как своеобразным пультом управления таковой. У Ленина партия, руководящая Советами, профсоюзами, рассматривается как гибкий и могучий аппарат, контролирующий все жизнедеятельные сферы жизни страны. Затем он развивает этот образ, управление партии государством у Ленина ассоциируется с человеком, сидящим у руля машины и предпринимающим все усилия, чтобы она повиновалась рулю.
Сталин принимает как бы эстафетную палочку (конечно, не только в теории) от Ленина в деле партийного «руления» государством «рабочих и крестьян». В 1923 году, выступая на XII съезде партии, он активно использует образ машины, однозначно замечая, что «шофер великолепен» и выдвигает ряд мер, направленных на совершенствование ее функциональных узлов, или, как совсем по-шоферски выражается генсек, «приводных ремней», «передаточных аппаратов». Ну как же после этого не согласиться с Молотовым, что Сталин смело проводил ленинские идеи в жизнь.
Здесь есть еще один момент, на который следует обратить внимание. В подобном механистическом подходе к общественным отношениям человек фактически является лишь инструментом, винтиком, шайбочкой, штампуемой по ГОСТу. Стоит ли после этого негодовать на сталинское «незаменимых людей нет». Система аккуратно «выбраковывала» нетиповые для нее «детали». Молотов произносит по этому поводу фразу, которая могла бы стать достойным эпиграфом в летописи советской истории – «винтики-то винтики, но важно, в какую сторону они вращаются».
Может все это и так, скажет оппонент, но ведь был нэп, стратегическая линия, выработанная Лениным и прерванная Сталиным. Заметим, что подчас полярные оценки сути новой экономической политики даются не только с академических, но и политических трибун. Идут жаркие дискуссии в научной и публицистической периодике, обсуждаются проблемы, был ли крах нэпа обусловлен его внутренними кризисами, или этой политике просто не был предоставлен режим наибольшего благоприятствования. Думается, что на практике было и то, и другое, и еще целый ряд факторов, по которым историкам еще предстоит высказаться глубоко и всесторонне. Но в данном случае давайте поразмышляем в том направлении, которое предложено В. Молотовым.
