Валерий Поволяев - Шебаршин. Воспоминания соратников
В 1986 году мы оба были уверены, что впереди у нас долгие годы работы на благо наших стран и социалистического содружества. Советский Союз только что вступил на путь «перестройки». Его руководители были полны оптимизма, и настроение бодрости, ожидания счастливых перемен господствовало в нашем обществе. В апреле 1989 года, когда мне довелось побывать в Берлине, оптимизма у нас заметно поубавилось, реформы стали, совершенно очевидно, давать не те результаты, которые ожидались их инициаторами, бодрые речи лидеров стали все больше отдавать пустым звоном. И тем не менее тогда ни мне, ни, думаю, вам не приходила в голову мысль, что скоро, очень скоро вы окажетесь в положении гонимого в собственном отечестве, а я буду отправлен в отставку. На карте мира не осталось ни ГДР, ни СССР. Ваша служба, внушавшая страх оппонентам и глубокое уважение партнерам, разогнана, ее сотрудники преследуются. Бывшая советская, а ныне российская разведка деморализована. Ее неторопливо, со вкусом расклевывает наш старинный оппонент, а ныне союзник — Америка.
Нас больше нет, но наши тени остались в общественной памяти. Средства массовой информации, политики, наши традиционные заокеанские и европейские соперники подпитывают старые мифы, ищут следы наших «злодеяний».
Можно ли что-то сказать в нашу защиту? Нужно ли пытаться что-то говорить? В нашем старом социалистическом мире оказывался прав тот, в чьих руках была власть. Новый демократический мир, в котором мы живем, немногим отличается от старого. Наш голос едва слышен, и тем не менее думаю, что некоторые наблюдения о работе наших служб, о нашем взаимодействии, о моих немецких коллегах могут оказаться небезынтересными хотя бы для тех людей в России и Германии, которые не довольствуются навязываемым им мнением и стремятся сами постичь истину.
Разумеется, при всем желании я не мог бы быть совершенно беспристрастным. Однако мои пристрастия, симпатии и антипатии диктуются не желанием что-то скрыть, но единственно тем, что они были прочно сформированы тремя десятками лет службы в разведке.
Прошу, дорогой коллега, снисходительно отнестись к предлагаемым заметкам: человеческая память слаба, дисциплина не позволяла вести личные записи, так что неточности в датах и именах неизбежны».
СССР и Восточная Европа
Отношения с социалистическими странами Восточной Европы на протяжении всего послевоенного периода оставались важнейшим приоритетом внешней политики Советского Союза. Менялись лидеры этих стран (при непременном участии Москвы), менялись идеологические формулы, международная напряженность сменялась разрядкой, а та, в свою очередь, уступала место обострениям холодной войны, приходили и уходили Генеральные секретари ЦК КПСС, но при всех обстоятельствах, как символ веры, неизменно звучали слова «укрепление сплоченности социалистического содружества». Они произносились на всех важных партийных и государственных форумах в Советском Союзе, тысячекратно повторялись в газетных статьях и лекциях, отдавались эхом в Берлине и Софии, Праге и Будапеште.
В июне 1983 года Ю. В. Андропов таким образом суммировал стратегические задачи советской политики в отношении Восточной Европы: «Мы за дружбу со всеми странами социализма. Что касается наших ближайших друзей и союзников — стран социалистического содружества, — то у нас общее мнение: жизнь требует не просто расширения сотрудничества, но и повышения его качества, эффективности.
Это означает, во-первых, дальнейшее совершенствование политического взаимодействия, важнейшим инструментом которого служит Организация Варшавского Договора…
Мы стремимся, во-вторых, к качественно новому уровню экономической интеграции…
Наконец, в сфере духовной жизни мы предвидим дальнейшее идейное сближение братских народов…
Разумеется, все это — процессы длительного характера. Они идут уже сегодня, но в еще большей мере будут сказываться завтра, в грядущие десятилетия».
Формула Андропова не содержала новизны и лишь подтверждала очевидную истину — содружество было важнейшим компонентом оборонительной системы Советского Союза и существенным резервом его слабеющей экономики. Суть политики была очевидна для всех сторон: признание формального равенства членов содружества отнюдь не означало отказа Советского Союза от роли старшего партнера. Лидеры восточноевропейских стран не предпринимали ни одного важного политического шага без консультаций с Кремлем. Думается, дело не только в том, что в их памяти были свежи воспоминания об августе 1968 года в Чехословакии, и не в том, что советские войска находились в Афганистане. Подобное положение устраивало восточноевропейских руководителей, поскольку к концу 70-х — началу 80-х годов они стали ощущать непрочность своих позиций перед лицом усиливающегося давления Запада, оживления внутренней оппозиции и нарастающих экономических трудностей. Те процессы, кульминацией которых в Советском Союзе стала перестройка, с неменьшей интенсивностью протекали во всех странах содружества.
Зависимость от Москвы, бестактность многих советских представителей, патерналистский покровительственный тон ЦК КПСС раздражали. В своем кругу Хонеккер, бывало, называл советских товарищей обобщенно «татарами». «Ну, что там еще придумали эти татары?». Но, прорываясь по мелким поводам, недовольство тщательно скрывалось от всех, кроме самых доверенных людей, и никогда, ни при каких обстоятельствах не проявлялось открыто.
Москва пристально, неотрывно следила за положением в руководстве своих союзников, была осведомлена о закулисных интригах — этих неизменных спутниках любой власти, личных взаимоотношениях их лидеров, прекрасно знала второй эшелон политиков — всех бесчисленных кандидатов в члены политбюро, вторых и третьих секретарей, секретарей окружкомов и горкомов, вожаков молодежных и профсоюзных организаций. Потоки информации о положении в руководстве той или иной страны шли от советских послов, многочисленных делегаций журналистов, ученых и, разумеется, от разведки, причем не только политической, но и военной. (Кстати, это вызывало у нас в КГБ решительное недовольство. Военные нередко спешили с непроверенными сенсационными данными и вообще, по нашему мнению, вторгались в чуждую им область. Дело объяснялось просто: и доперестроечное, и перестроечное руководство с жадностью читало все, что касалось лично их коллег в странах содружества. Серьезная информация о серьезных процессах вызывала меньший интерес и зачастую не уходила дальше помощников членов политбюро и генерального секретаря. Для того чтобы привлечь к своей работе благосклонное внимание верхов, это следовало учитывать. Военные разведчики знали это не хуже нас).
