Эрнст Юнгер - Сады и дороги. Дневник
С почтой — роман «Aldeia das águias»[64] португальского писателя Гуэдеша де Арморима с посвящением автора, которое я не разобрал.
КИРХХОРСТ, 19 августа 1939 года
Два дня в Гамбурге. Даже когда посещаешь большие города через короткие промежутки времени, в глаза всякий раз бросается нарастание автоматического характера. Примечательно, что в равной степени возрастает ощущение летаргического сна, отсутствия, выпадения из мира. Читаешь это по лицам отдельных людей, наблюдая, как циркулируют массы, с каким видом сидят за рулем машин шоферы. Кажется, что в сущности своей они лишены даже малейшей капли сознания, хотя форма говорит об обратном.
В технике, без сомнения, есть что-то одурманивающее. Достаточно вспомнить о чистой геометрии форм на автобанах — квадратах, окружностях, овалах и прямых, от которых водителю приходится уклоняться, чтобы попросту не заснуть. То же самое касается и ее ритма — быстрых, бравурных и поющих тактов, ее включений и выключений, плавной работы и монотонности одной большой колыбельной песни. Это особенно хорошо видно там, где она воздействует на образное восприятие. Пропаганда с ее черно-белыми схемами и монотонным повторением оказывается не чем иным, как разновидностью техники. Зрители, толпой вытекающие из кинотеатра, похожи на массу очнувшихся ото сна людей, а наполненные механической музыкой помещения чем-то напоминают атмосферу опиумного притона.
Лучше всего полностью автоматизированное состояние передано в новелле «Низвержение в Мальстрем» Э. А. По, которого Гонкуры в своих дневниках давно и справедливо назвали первым автором XX столетия. В них можно четко различить образ действия обоих братьев: один из них, ослепленный жутким зрелищем механицизма, движется в бессознательных рефлексах, тогда как другой действует вдумчиво, с чувством — и выживает. В этой фигуре По, кроме того, явлена в сконцентрированном виде и ответственность элит, становящихся все малочисленнее.
КИРХХОРСТ, 26 августа 1939 года
В девять часов утра, когда я, еще лежа в постели, изучал Геродота, Луиза принесла наверх приказ о мобилизации, в котором мне предписывалось прибыть к 30-му августа в Целле. Я совсем не был удивлен, поскольку картина войны изо дня в день вырисовывалась все отчетливее.
После обеда — в Ганновер, где кое-что еще нужно было привести в порядок и завершить, к примеру, приобрести камфару для моих коллекций.
КИРХХОРСТ, 28 августа 1939 года
Во всех странах продолжается мобилизация. Еще, казалось бы, мог появиться deus ex machina[65]. Но что это могло бы дать? Максимум — отсрочку. Накопилась такая масса противоречий, что разрешить ее можно было только огнем.
ЦЕЛЛЕ, 30 августа 1939 года
Отъезд. Наверху я не без иронии рассмотрел себя в зеркале в лейтенантской форме. Между тем у многих мужчин в Европе, которые даже не помышляли о том, чтоб снова становиться под ружье, дела сегодня складываются, вероятно, аналогичным образом. Что до меня, то подобные вещи я объясняю влиянием Рака в своем гороскопе, благодаря которому я не раз оказывался в прежних состояниях, причем с пользой для себя.
Когда я спустился по лестнице, внизу, в прихожей, мне была вручена телеграмма, подписанная фон Браухичем[66] и возвещавшая о присвоении мне очередного звания капитана. Я воспринял это как знак того, что Арес не утратил ко мне благосклонности.
Перед домом я остановил одну из направлявшихся в Целле машин; она принадлежала двум гамбургским купцам, которые после прерванных торговых операций возвращались из Парижа. Рапорт командиру резервного батальона в гигантской казарме, куда толпами стекались призывники. За трапезой я познакомился с офицерами, большинство из которых имели награды за Мировую войну, среди них были и юристы верховного земельного суда. В городе, чтобы закупить снаряжение. На время устроился в «Песчаной кружке».
ЦЕЛЛЕ, 31 августа 1939 года
Дальнейшие закупки. Надо свыкнуться с мундиром. Ночью, в полусне, я услышал радиоголоса, из которых мне почудилось, будто удалось достичь соглашения с Польшей. С мыслью, как мне хотелось бы провести осень в Кирххорсте, я заснул.
ЦЕЛЛЕ, 1 сентября 1939 года
Утром за завтраком кельнер с многозначительным лицом поинтересовался у меня, слышал ли я уже последние известия. Оказывается, мы вступили в Польшу. Весь день в суете непрерывных дел я собирал дальнейшие новости, которые в целом подтвердили начало войны, в том числе с Францией и Англией. Вечером немногословные донесения, распоряжения, светомаскировка города.
В десять часов я отправился к Замковому мосту на встречу. Старый город, окруженный Люнебургской пустошью, был погружен во мрак, и люди, словно призрачные тени, двигались в минимуме света. Окутанный матово-голубым мерцанием, замок возвышался, словно старый дворец в сказочном городе. Сквозь темноту, подобно невесомым танцорам, на велосипедах скользили люди. И время от времени из заполненного водой рва, окаймлявшего замковый парк, доносились всплески тяжелых карпов. Подобно этим животным восторг тоже порой бросает нас в чужую, более легкую стихию.
Я миновал скамью, на которой сидели две пожилые дамы; одна из них сказала: «Тебе следует учесть, что при всем при том есть и судьба».
Далее в кафе. В свет, музыку и звон бокалов попадаешь, словно на тайные пиры в пещерах альбов[67]. Но и здесь звучат голоса из радиоприемников, сообщающие о бомбежках и вселяющие в людей тревогу.
ЦЕЛЛЕ, 2 сентября 1939 года
Красивая дорога на службу через Французский сад, мимо памятника королеве Каролине Матильде, пасеки и шелководческого хозяйства. Зеленый травяной газон в пору первой осенней прохлады; временами над ним пролетают сороки. Дальше пруд, зеркало которого кое-где колышется от мягких ударов рыбьих плавников, с лебедями и пестрыми утками у берега.
В этом фрагменте мира, где достигнуто подлинное развитие, растения словно обретают сознание, и теперь им остается лишь созревать. И тогда это прорисовывается четким контуром — в спокойном великолепии, уверенности и нередко в металлической чеканке жизненной формы. В плоде преобладает пластика, как некогда в цветении — краска и аромат, и теперь это соотношение во всем растении обретает гештальт. Очень красив, например, тот способ, каким лист начинает набухать у места крепления, прежде чем сорваться с ветки, особенно у платанов и каштанов.
БЛАНКЕНБУРГ, 6 сентября 1939 года
После краткосрочного отпуска снова в Бланкенбурге, где я занимаюсь на курсах. Любая война начинается с учебной подготовки. В Кирххорст я приехал довольно поздно. Мои домашние сидели при свечах в гостиной. В саду зреют фрукты. Виноград тоже уродился на удивление славно для этого северного, болотистого уголка, впрочем, свой вклад внесла и кирпичная стена, которая сберегает про запас каждый солнечный лучик.
