Хестер Дженкинс - Великолепный век Ибрагима-паши. Власть и предательство
Зашел разговор о компенсации за крепости, и Ибрагим негодующе вскричал, что султан не так беден, чтобы продавать то, что перешло в его руки. Он театрально распахнул окно и сказал: «Видишь эти семь башен! Они наполнены золотом и сокровищами»[10]. Потом речь зашла о военном искусстве, и Ибрагим, похвалив доблесть немцев, сказал: «Вы знаете, какое острое и дальнобойное оружие у турок, ведь вы бежали от него не раз». Хоборданаш сдержанно согласился, но похвалил военную доблесть своего владыки. В конце концов Ибрагим перебил его: «Так, значит, твой господин желает оставить себе эти крепости?» Хоборданаш предложил компромисс, но великий визирь решительно ответил: «Иного пути нет, кроме как если твой король оставит Буду и Венгрию, а потом уж мы договоримся с ним по поводу Германии». На отказ Хоборданаша рассматривать такие условия Ибрагим заявил: «Я победил Людовика и Венгрию, а теперь я построю мосты для султана и расчищу его величеству дорогу в Германию». Под конец разговора он обвинил Фердинанда и Карла в том, что они не держат слово, и сказал, что даст послам окончательный ответ через три или четыре дня.
Третья аудиенция состоялась во дворце во главе с Ибрагимом при тайном присутствии Сулеймана и проходила примерно так же, как и предыдущие. Ибрагим сообщил венграм, что их господин только что потерпел поражение от войска Запольяи из тридцати шести тысяч человек, но Хоборданаш позволил себе усомниться, сказав, что если бы даже Запольяи собрал в свое войско всех трансильванских петухов и куриц, то и тогда бы у него не набралось тридцати шести тысяч. Послы и великий визирь не могли договориться об условиях союза; на требования австрийцев Ибрагим нетерпеливо воскликнул: «Что еще хотят император Карл и твой хозяин? Править всем миром? Может быть, они считают себя подобными богам?» Естественно, такие упреки ничего не достигли, и в конце концов Сулейман закончил аудиенцию и, отправив послов восвояси, пригрозил: «Ваш господин еще не почувствовал нашу дружбу и соседство, но скоро почувствует. Можете прямо передать ему, что я сам со своими силами приду к нему, чтобы лично отдать Венгрии крепости, которых он требует. Скажите ему, пусть готовится хорошенько меня принять».
Так закончилась мирная миссия Фердинанда. Она с самого начала была совершенно безнадежной. Сулеймана и Ибрагима невозможно было привлечь на сторону Фердинанда, а если бы и была такая возможность, то резкий и независимый Хоборданаш был не тем человеком, который мог завоевать расположение людей Востока. Такое впечатление, что Ибрагим с удовольствием воспользовался шансом отточить свои когти на противнике и показать европейцам собственную силу и силу своего хозяина. Послы, должно быть, чувствовали себя очень неудобно, и их неприятности еще не кончились, так как некий венецианский враг Фердинанда сказал Ибрагиму, что они не послы, а шпионы, и уговаривал посадить их в тюрьму, пока они еще в Турции. Послов пять месяцев продержали в заключении, после чего между ними и нетерпеливым эрцгерцогом, который так надеялся на это посольство, еще лежал долгий путь.
Такое отношение к королевским послам как шпионам не было необычным для Порты. Королю Польши пришлось жаловаться на грубое обращение с его послами султану Баязиду (деду Сулеймана), которых не только продержали несколько месяцев взаперти, прежде чем дали аудиенцию, но и бросили в тюрьму, а вместо того, чтобы принять их как представителей короля, которые, естественно, ожидали к себе от ношения, подобающего отпрыскам знатнейших родов, к ним отнеслись как к преступникам. Обещания, которые давали таким послам, часто нарушали. Бусбек, который тоже был послом и несколько месяцев находился под пристальным наблюдением, вспоминает еще один случай с Мальвецци, на которого султан возложил ответственность за то, что его хозяин Фердинанд нарушил слово, и, когда Фердинанд взял Трансильванию в 1551 году, бросил Мальвецци в тюрьму. В Турции считалось, что послы отвечают за сказанное их хозяевами и что, будучи заложниками, должны искупать нарушение слова; кроме того, считалось, что послу присуща власть, и, следовательно, его долго удерживали в надежде принудить согласиться на нужные условия. Такое отношение при всей своей наивности и несправедливости тем не менее было шагом вперед по сравнению с тем, как приняли в Венгрии посла, явившегося объявить о восшествии Сулеймана на престол, – ему отрезали нос и уши. Еще одна иллюстрация того, как относились к послам в Европе, – убийство французского посла Ринкона, подстроенное Карлом V, и убийство посланного в Порту испанца Мартинеса, инспирированное Фердинандом.
Как правило, Ибрагим начинал аудиенцию с того, чтобы запугать посла, и он часто позволял себе сарказм и презрительные насмешки. В присутствии послов Фердинанда в 1532 году он ругал Фердинанда и «его фокусы» и насмехался над его вероломством. «Как может человек называться королем, если он не держит слова?» – говорил Ибрагим. Ламбергу и Юришицу (1530) он говорил о ссорах между христианскими правителями и упрекал присутствовавших в том, как обошелся Карл с папой и Франциском I, заявляя, что турки никогда бы не поступили «так бесчеловечно», а после этого завел долгий разговор, «полный насмешек и сарказма».
Ибрагим был невероятно любознательным. Казалось, он видел в иностранном посольстве шанс узнать всевозможную информацию. Иногда он спрашивал о таких практических вещах, как укрепление крепостей, иногда задавал такие тривиальные вопросы, как, например, сколько лет правителям и как произносятся их имена. Однажды он заметил, что человек, который не старается узнать все, ни на что не годен. Несколько раз он хвалился тем, что в Турции известно обо всем, что происходит в Европе.
Как мы уже видели, обычно он вел себя резко и бесцеремонно, но мог быть весьма обходителен, когда хотел угодить, как, например, когда принимал посольство от «доброго друга» Франциска I и венгерское посольство 1534 года. Он неизменно был хвастлив; в первые годы хвастался султаном, его силой и богатствами, потом хвалился самим собой.
Одним из важнейших дошедших до нас документов, которые дают представление об Ибрагиме, был отчет о мирном посольстве 1533 года, который составил на латыни Иероним фон Цара в сентябре для Фердинанда. Он, как никогда, ярко изображает Ибрагима и показывает некоторые черты его характера, которые все более усугублялись с тех пор, как он приобрел огромную власть, – честолюбие и непомерную гордость.
Ибрагим, в роскошном платье, принял послов на первой аудиенции, даже не вставая. Он взял привезенные ему драгоценные дары и назначил дату для переговоров. В назначенный день послам разрешили поцеловать край одежды великого визиря, и они приветствовали его как брата их господина Фердинанда и королевы Марии Венгерской. Прежде Ибрагим никогда не признавал власти Фердинанда и всегда, к удивлению послов, говорил о нем, не называя королем. В этой же беседе и на протяжении всех переговоров Ибрагим называл Фердинанда своим братом и сыном Сулеймана. Это было не просто личное тщеславие; тем предлогом, что у отца и сына общие интересы, он прикрыл узурпацию Венгрии султаном, а называя Фердинанда братом, Ибрагим завуалированно унизил его тем, что поставил на одну доску с визирем[11]. Однако, произнося перед послами длинную речь, Ибрагим-паша не скрывал своей спеси. Процитируем: «Я, и никто другой, правлю этой обширной империей. Если я велю делать, это делается; вся власть, все посты, все правительство в моих руках. То, что я пожелаю дать, отдается и уже не может быть взято назад; то, чего я не даю, никто не даст. Если великий султан захочет дать или даст что-нибудь вопреки моему желанию, это не будет исполнено. Все в моих руках, мир, война и богатство. Я говорю это не просто так, а чтобы побудить вас говорить свободно».
