Хестер Дженкинс - Великолепный век Ибрагима-паши. Власть и предательство
Договор датирован февралем 1535 года и составляет основу экономического, религиозного и политического протектората Франции в Леванте. По нему французы могли продолжать торговлю в Леванте, выплачивая такие же налоги, как и подданные султана, а турки получали такие же права во Франции. Судить французов должен был их консул в Александрии или посол в Константинополе. Этот договор положил конец торговому превосходству Венеции в Средиземноморье. С тех пор всем христианам, кроме венецианцев, пришлось искать защиты под французским флагом, который единственный гарантировал неприкосновенность. Эти добытые Францией коммерческая свобода и политическое влияние также означали некоторую экономическую протекцию и дополнялись религиозным покровительством католикам в Леванте и паломнических местах.
Обрисовав таким образом дипломатические отношения между Портой и двумя соперничающими державами в Европе – домом Габсбургов и домом Валуа, – мы теперь можем рассмотреть значение этих отношений и некоторые подробности, которые прояснят роль Ибрагима в турецкой дипломатии и его личные дипломатические качества.
Более или менее дружественные дипломатические отношения между Портой и Европой, отличные от отношений победителя и побежденного, начались при Сулеймане I, и уже описанное первое французское посольство 1526 года положило начало кардинальному перевороту в позиции Европы относительно Турции. До той поры на первом месте стояли религиозные разногласия между мусульманами и христианами, но теперь политические интересы начали отодвигать религиозные соображения на задний план. Европейские народы все еще боялись исламского нашествия на север, но оно уже не было реальной угрозой. Общий подъем христиан, например крестовый поход, уже был не нужен, чтобы остановить турок; было достаточно обычных средств и усилий нескольких объединенных государств, как доказало успешное сопротивление Кёсега и Вены. Указом было постановлено, что турки не пройдут Вены. Поэтому Франциск мог искать дружбы с Османской империей, не предавая дела христианства. Правда, многие христиане возвышали голос против безбожного союза лилии и полумесяца, но в основном протест носил политический характер, и, как мы уже видели, вскоре и австрийцы стали искать мира с турками.
После восшествия на престол Сулейман вплотную занялся делами управления, но к 1526 году возложил почти все обязанности на плечи великого визиря Ибрагима. Послы, прибывавшие в Порту, всегда первым делом встречались с Ибрагимом, после чего иногда их приглашали на аудиенции к другим визирям. Обычно султан дозволял послам поцеловать ему руку на официальной церемонии, после которой делами занимался Ибрагим. Сулейман тайно присутствовал на некоторых аудиенциях у великого визиря, спрятавшись за маленьким окошком, но чаще его там не было вообще.
В начале своей дипломатической карьеры Ибрагим, чувствуя недостаток опыта, обращался за помощью к Луиджи Гритти, внебрачному сыну матери-гречанки и Андреаса Гритти, посла и бывшего дожа Венеции. Луиджи Гритти немало послужил Ибрагиму, так как был умен и опытен, особенно в делах с христианами, толков, талантлив и тактичен. Лашки, посол Запольяи, зная это, убедил Гритти взяться за его дело, надеясь через него перетянуть на свою сторону Ибрагима, а через Ибрагима и Сулеймана. Ибрагим честно признал влияние на него Гритти, когда сказал Лашки: «Без дожа Гритти и его сына мы бы уничтожили и силу Фердинанда, и твоего хозяина [Запольяи], ибо распря между двумя врагами, которые губят друг друга, всегда выгодна третьему, который остается цел и невредим».
Некоторое представление об образе действий послов в Порте, как и о функциях и качествах Ибрагима в роли дипломата, можно получить из отчета Хоборданаша Фердинанду. Хоборданаш отправил своему господину подробный официальный отчет, написанный на латыни и сохранившийся в «Документах и актах» Гевая.
Послы Хоборданаш и Вейксельбергер по приезде в Константинополь были с блеском встречены почетной гвардией из четырехсот рыцарей и сразу же провожены к великому визирю. Этот пышный прием вселил в Хоборданаша большие надежды. Приветствуя Ибрагима, венгры предложили ему дары и затем удалились в отведенные им покои. На третий день сорок всадников проводили королевских посланников в султанский дворец. На Хоборданаша произвел большое впечатление великолепный строй янычар и гвардии в богатых костюмах. Их приняли три визиря – Ибрагим, Касим и Айяс-паша, а из-за своего окошка за аудиенцией невидимо следил сам его величество.
Среди глубокого молчания Ибрагим-паша обратился к первому послу и любезно спросил его, хорошо ли их устроили, на что Хоборданаш ответил, что у них всего в избытке, как и подобает в столь великолепном дворце. Затем Ибрагим стал задавать вопросы об их путешествии и короле, объяснив, что спрашивает не о короле Венгрии, так как Людовик Венгерский погиб в бою, а о короле Богемии и Германии. Венгерский посол воспользовался шансом похвалиться величием Фердинанда, чем вызвал улыбку Ибрагима. Хоборданаш сказал, что они пришли выразить свое восхищение султану Турции и поздравить его с тем, что Бог сделал его более близким соседом Фердинанда, чем раньше. Он сказал, что император Максимилиан отдал Венгрию Фердинанду, после чего вмешался Ибрагим: «По какому праву, раз султан Сулейман покорил Венгрию?» Ибрагим спросил послов, разве не знают они, что султан был в Буде. Венгры грубо ответили, что им трудно было бы не заметить прихода Сулеймана, потому что вся страна лежала в разрухе. Ибрагим продолжал: «Стоит ли еще крепость Буды?» «Она цела и невредима», – ответили ему. Когда он спросил почему она не разрушена, послы усмотрели причину в том, что это королевский замок. Ибрагим отрицал это, сказав, что она стоит потому, что султан пощадил цитадель для самого себя и намерен сохранить ее с Божьей помощью. Здесь Ибрагим объяснил, что ни Сулейман, ни он сам не желали, чтобы Венгрия понесла такой ущерб, и строго приказали солдатам не сжигать Буду и Пешт, но не сумели удержать их от разграбления. Естественно, эта тема была неприятна венграм, которые, выразив восхищение беспрекословным подчинением, которое они увидели в Турции даже в отсутствие султана, упрямо спросили, почему же он не мог спасти Буду и Пешт. Такое впечатление, что это уже было слишком для Ибрагима, который заметил: «Не будем говорить об этом». Обратившись к более приятной теме, он процитировал турецкую пословицу: «Где ступил копытом конь султана, эта земля принадлежит ему». Хоборданаш довольно саркастически ответил, что такое мнение султана им известно, но даже Александр Македонский не смог исполнить все свои замыслы. Решив покончить со всеми этими общими рассуждениями, Ибрагим резко сказал: «Так вы говорите, что Буда не принадлежит Сулейману!» Хоборданаш сдержанно ответил: «Я не могу сказать ничего, кроме того, что мой король владеет Будой». Ибрагим сказал: «Почему же тогда он прислал тебя просить мира и дружбы, если он владеет Будой, которую султан захватил?» Посол рассказал длинную историю о том, как Запольяи узурпировал трон, и о заслугах Фердинанда, на что Ибрагим язвительно заметил: «Ты много говоришь о достоинствах своего господина! Прекрасно, если все это правда!» Потом он спросил Хоборданаша, не родственник ли он Фердинанду и сколько лет он служит эрцгерцогу. Посол ответил, что служит ему с тех пор, как тот стал королем Венгрии. «Тогда, – торжествующе сказал паша, – если ты служишь ему так недолго, откуда тебе известно, что он так мудр, добродетелен и могуч?» Дальше последовало любопытное соревнование остроумий, не приведшее ни к каким практическим результатам.
