Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991
Победа реакции — это возвращение в застой, со всеми вытекающими отсюда последствиями (торжество партократии, всеобщий зажим и прежнее полновластие чиновников, тупик, безвременье) — и это, разумеется, минус. Но зато диктатура совершенно неизбежно должна будет подсластить пилюлю, а значит, на прилавки выброшены будут все накопленные к часу «Ч» продукты и товары, и призрак изобилия вновь встанет над крупными городами, дабы народ восславил и принял твердую, наконец, власть как родную и желанную. Разумеется, все эти товары и продукты будут отобраны у периферии (на всех же не хватит), и, разумеется, все это сравнительное изобилие установится ненадолго, но — много ли человеку надо? Я имею в виду — советскому человеку?..
Я не верю ни в глад, ни в мор, ни в семь казней египетских. Я готов допустить все это в качестве крайней гипотезы, но не более того. В гражданскую войну я не верю совсем — для нее нужен «человек с ружьем», и, слава богу, я (пока) не вижу в стране этого человека. Я вообще не верю ни в одну из тех бед, которые описаны, провозглашены, проанализированы народными витиями. Скорее я готов поверить в возможность беды, о которой не догадывается никто и которая подстерегает нас, как враг в засаде. Такие беды подобны молнии, они неостановимы и ужасны именно потому, что никем не были предсказаны. К счастью, такие беды чрезвычайно маловероятны.
<…>
И при всем при том я склонен смотреть в будущее скорее с оптимизмом. Оптимизм мой (очень умеренный, впрочем) зиждется на ощущении неизбежности нашего возвращения на магистральный путь развития. Наш стальной конь как-никак катится по склону, вниз, в долины и кущи нормальной экономики, он может увязнуть, застрять, уклониться вправо, но законы истории все равно будут неумолимо тянуть, тащить и волочь его все на ту же магистраль, которую в начале века покинули наши отцы и деды, устремившись на штурм «зияющих высот». И никакие полковники, и никакие диктаторы изменить хода истории уже не смогут. Не будет у нас больше ни брежневского застоя, ни сталинского ГУЛАГа, — мы слишком бедны для того, чтобы позволить себе такую роскошь. Народ ограблен вчистую, ограблена уже и сама природа наша, осталась одна только надежда — на чудо свободного труда, и ни партократы, ни тайная полиция не сумеют более заставить нас работать даром. Страх и ложь — недурные экономические стимулы, но время их миновало: безвозвратно уходят в прошлое поколения, приученные верить и бояться, и уже надвинулось поколение, которое не верит ничему и никого не боится. Это поколение само по себе несет с собою проблему, оно само по себе способно изменить ход нашей истории, но — это уже другая проблема и совсем другая история.
В этом году критические отзывы вновь весьма разнообразны.
В пятом номере журнала «Вопросы литературы» филолог Татьяна Чернышева упоминает ЗМЛДКС и ВГВ Стругацких в статье «Надоевшие сказки XX века». Эта публикация заслуженного литературоведа и теоретика научно-фантастической литературы, ранее весьма уважительно говорившего об АБС, тоже явилась неприятным «уколом».
Из: Чернышева Т. Надоевшие сказки XX века: О кризисе науч. фантастики<…>
Не секрет, что новые идеи, которые бы дали взлет фантастике, не появляются. При чтении научно-фантастических произведений какой-то внутренний счетчик отмечает: было… было… Сейчас появление всякой, даже не очень значительной головоломки — событие. Показательна в этом плане история сравнительно недавнего времени, связанная с публикацией повести А. и Б. Стругацких «За миллиард лет до конца света».
На сей раз авторы предложили новый вариант головоломки о взаимоотношениях человека и Вселенной. Поскольку человек все время нарушает гармонию, тщательно выверенную природой (это, к сожалению, мы наблюдаем воочию), выход его познаний и активности за какие-то пределы может быть опасен для вселенской гармонии в целом. И в повести предполагается, что природа предусмотрела некий барьер, заслон, некий закон, разумеется, вполне естественный, не позволяющий человеку в его познании переходить определенную грань. Мысль, скажем прямо, не такая уж новая. К тому же скорее всего выстраиваемая головоломка для Стругацких не была главной, их, вероятнее, больше занимала проблема выбора, перед которым поставлен герой. Но так или иначе — головоломка создана. Более того, в сознании многих читателей она заслонила проблему выбора героем пути, разработанную авторами профессионально весьма искусно, но как-то уж очень дидактически прямолинейно. Она сильно напоминает шахматную задачу: по правую руку колеблющегося героя, который не отважился еще принять окончательное решение, — один его приятель, бросающий вызов Вселенной и упорно продолжающий свои опасные исследования, по левую — ренегат, столь же наглядно разрушающийся как личность. Но это так, к слову. И тем не менее внимание любителей фантастики привлекла в первую очередь именно головоломка, споры вокруг повести обычно и велись по этой линии — возможен ли такой вселенский закон, такой барьер, такая форма борьбы человеческой воли и разума со Вселенной. У Стругацких появились оппоненты, предлагающие другие варианты решения: нет, Вселенная нас любит и лелеет, неизвестно, правда, за что; нет, Вселенная не боится активности человеческого разума, напротив, ей не по вкусу застой, потому она и устраивает всякие потрясения на спокойной планете, облюбованной землянами для курорта, поскольку ей показалось, что целая планета застыла в блаженном, райском ничегонеделании (там же только отдыхали!), а этого Вселенная потерпеть уже не могла (см. рассказ Л. Панасенко «Без нас невозможно»).
Явное сокращение притока новых идей, относительная исчерпанность парадигмы и ощущается как явление кризисное в современной фантастике. И ощущение это устойчивое, как бы ни пытались оспаривать саму идею кризиса.
<…>
Однако при такой исчерпанности парадигмы фантастика живет и даже множит издания. За счет чего? Как нам представляется, за счет всякого рода имитаций головоломок и игры, заменяющей их.
Одним из примеров такой имитации является повесть Стругацких «Волны гасят ветер». Новой головоломки там нет, а есть два клише, неоднократно обкатанные в научной фантастике, — вмешательство в жизнь Земли чужого разума, инопланетной цивилизации и рождение новой расы людей, весьма отличных по своим психофизическим параметрам от ныне живущих. На протяжении всей повести в читателе поддерживается уверенность (правда, и зерна сомнения кое-где разбросаны), что причиной таинственных и загадочных событий являются пришельцы, инопланетяне. В конце эта теза заменяется другой — инопланетяне тут ни при чем, просто среди обычных жителей Земли появляются представители другой расы, расы человека космического. Идея, как мы видим, тоже не новая. И первое, что приходит на ум, — «конец детства» А. Кларка и «Превращение» Р. Брэдбери (в русском переводе «куколка»).
