Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
На другой день утром сажусь на маршрутку и еду в Курагино, из Курагино на такси в Южную. Заехал к Кудрявсовым, приняли ласково, провели в дом. Начался разговор, я поблагодарил ихных ребят, что помогли построить дом Софонию, оне довольны, что постройка понравилась.
– Да, ребяты, очень, но жалко, что не придётся в нём жить.
– А что случилось?
– Да что, весь до́говор изменили, всё отрезали, трактор забрали, грузовик тоже, мало того – Софония в заложники берут.
– И вы что, соглашаетесь?
– Да вы что, конечно нет!
– Ну, молодсы, мы етого Абрикосова не знаем, а Рассолов – ето разбойник, он кого толькя уже не обманул из наших в тайге! А вы переезжайте в Средняй Шуш, и мы туды подъедем.
– Мы рады бы, но уже не в силах. Детей надо лечить, оне уже одне кости да кожа, и нелегалами тоже неохота быть, здесь нелегалам очень тяжело, их всяко-разно обижают.
– Да, вы правы. А теперь куда?
– Да обратно в Аргентину. Там знаем, что выживем, а тут не в силах оставаться.
– Жалко. У вас така́ семья замечательная.
– Да, я знаю, ну что поделаешь, так приходится поступить, хотя и, правду сказать, неохота уезжать, а Марфе также. Органы государственные здесь не работают, вот поетому приходится так решать.
– А Софоний как?
– Софоний с нами, оздоро́вит – сам решает пускай. Передайте поклон сестре и невесте Софониной. Мы рады женить его на ней, но пока надо позаботиться об его здоровье.
– А что с нём?
– Да надсадился парнишко. А вы, Полина, знаете Покровского?
– Какого Покровского?
– Ну, который ездил по експедициям, Покровский Николай Николаевич, он же ездил по староверам за редкими книгами.
– А да, знаем мы его хорошо, он у нас был несколькя раз. А зачем он тебе?
– Да у него есть скитски патерики, а ето же важно для нас, староверов. Я пишу книгу, и вдальнейше оне мене́ сгодятся.
– Вон как, а что пишешь?
– Да всю нашу емиграцию и жизнь мою, ну и все случаи в нашей жизни.
– Интересно, а где будете печатать?
– Да в Москве, наверно.
– Интересно бы прочитать.
– Ну, получится – прочитаете.
Оне меня накормили, хотели, чтобы погостил, но я отказался, и оне меня отвезли в Курагино. Я показал адрес, куда мене́ ишо надо, зять с дочерью довезли.
Постукал у калитки скважину, вышла женчина лет пятьдесят.
– Вам кого?
– Во-первых, здорово живёте, я ищу Елену – сестру Матрёни Скобелевой.
– Да, ето я. Здорово живёшь, проходи. А вы хто будете?
– Данила Зайцев, из Шушенского заповедника.
– А, да ето вы, ну, рады познакомиться, Матрёна сколь про вас доброго рассказывала.
– Да вы что, где мы ей добро показали?
– Нет, вы не отпирайтесь, она рассказывает, у вас талант убеждать и наставлять на путь спасения.
– Простите, я малограмотный.
– Да не скромничайте, заходите.
Захожу.
– А где иконы?
– Да вон там.
Я помолился, ишо раз поздоровался и задал вопрос:
– А где у вас клад?
– Как, какой клад?
– Ну, ваша мама.
– Да проходи, она у себя в комнате.
Захожу, здороваюсь, и что же я вижу: древнюю старушку сгорбленну, но белою и прозрачною, лик лица свежей. Я знал, как её звать:
– Баба Евдокея, как вы здоровьям?
– Да помаленькю, слава Богу. А вы хто будете? По образу християнин, а что-то незнакомый.
– Да я с Аргентине, с той же деревни, где проживала и ваша сестра Аксинья с Василиям Васильевичам Шарыповым.
– Вот ето новость! А у вас кака́ фамилия?
– Я Зайцев, отец у меня Терентий Мануйлович.
– Да, я их хорошо знаю, вместе проживали в Китае.
Но как ето было интересно! Она всех знает, про всех рассказывает, а память – ето чудо.
– Бабонькя, а сколь вам лет?
– Да девяносто три года, сынок.
– Ну молодес, крепись во славу Божию!
Она поблагодарила:
– Ну, что Бог даст, и на етим рада буду.
– Да, вы правы.
Мы ишо поговорили с два часа, и я засобирался. Оне оставляли ночевать, но я, урод, не остался. Семья грызёт сердыце, думаю, вдруг Корпачёв Александр Викторович раньше приедет. Ето, конечно, бред, но я урод, я распростился с ними и отправился в Абакан. Думаю, а как жалко, что так мало пообчался, да, этот случай жалко, приведи, Господи, ишо встретиться.
Приезжаю к Феде, Федя вёсёлой, у него гость – женчина лет сорока, он снова давай угощать, но я вконес отказался, он меня всяко-разно уговаривал. «Как, что и куда?» Но я чётко сказал:
– Ездил в Курагино договаривался, чтобы оставить домовни́чевать с Софониям.
– А вы куда?
– У меня виза кончается, нам надо долг отработать, мы едем на год.
– А Рассолов знает?
– Да, конечно знает, оне и катер послали за мной.
– Ну хорошо, а семья когда приедет?
– Абрикосов решают с Рассоловым, а я выехал за билетами.
– Абрикосов уехал на рыбалку, вернётся толькя 16 августа.
– Да, я знаю. А что, мешаю?
– Да ты что, конечно нет, мы же свои.
– Ну, спаси Христос.
– Да ладно, мне веселея будет.
Ету ночь оне ночевали вместе с етой женчиной, её звать Ольга, она красивая и стройная. Ну, дай Господи, пускай женится.
6
На третяй день звонит Корпачёв Александр Викторович, уже ночью:
– Данила, я буду сёдни ночью, давай завтре встретимся утром, в десять часов утра, укажи где.
– Да я возле храма двести метров, дорога, котора на Минусинск.
– Ну хорошо, возле храма. – Я обрадовался.
Утром Федя встал, опохмелился – и на другой бок.
Мы в десять часов встретились, я всё подробно ему рассказал, он толькя ответил:
– Да, ето шакалы.
Я и про наркоманов рассказал, на ето он ответил:
– Данила, мы всё знаем. Но Рассолов уже заелся, ему мало и надо. Чичас убери его, поставь другого, он голодной, ишо покраше будет воровать и пакостить.
– Да вы что, неужели не жалко заповедника?
– Данила, я обчался со всей вашей семьёй, и ето мне не забудется. У вашей Марфе и деток чистыя мозги, незагрязнённы, толькя вы так можете думать, а здесь хишники. Давай я оформлю на вас заповедник, и я чётко знаю, что вы будете его хранить как своё и етот заповедник будет свести[506].
– Да, вы правы, мы бы его хранили, как самородок. Но Боже упаси: нас перебьют, как зайчат.
– Хто?
– Как хто? Етот же Рассолов с Абрикосовым – чужими руками.
– Нихто не заденет, на ето будет ФСБ участвовать.
– На свежу силу я бы взялся, но уже руки опустились, дети больны, долг… Александр Викторович, вы бы знали, как чижало.
– Данила, я понимаю, но зачем за границу? Я могу вас в любым месте устроить, вон поехали в Краснодар, там тепло, всё растёт, есть деревни заброшенны, виноград, сливы, груши, яблоки.
– Не отпираюсь, но чичас не можем.
– Но хоть Софоню оставь, ето милый парень.
– Да он больной, весь изнадсадился.
– Ну что, вылечим!
– Нет, не оставлю, оздоро́вит – потом пускай женится, ежлив хочет, и остаётся.
– Ну хорошо, будем надеяться. На самом деле мне вас жалко, не в те руки вы попали.
– Ето правда.
– Ну ладно, давай к делу. Я раздобуду топлива и пошлю за семьёй, но всё надо доржать в секрете, никому ни слова, а то ети шакалы бог знает что могут натворить.
– Да, Александр Викторович, я боюсь.
– Да не бойся, Данила, всё будет хорошо.
– Ну хорошо.
– Как катер пойдёт, я тебе сообчу.
– Александр Викторович, а не знаете, кому можно продать дом и всё имущество?
– Подумаем. Давай акт составим, что есть у вас.
– Давай составим. Ну, пиши: дом девять на тринадцать с мансардным и погребом четыре на шесть, летняя кухня пять на двенадцать, один трактор ДТ-75, один трактор Кубота-25, один грузовик-66 вездеход, лесопилка «Кедр» перевозная, весь инструмент для любой машине, две бензопилы «Хускварны» шведски, пасека двенадцать у́ликов, корова, тёлка, бык, загон, баня четыре на семь, хлев, кур шестьдесят штук, индюков сорок штук, гусей семьдесят штук, дома вся посуда, разны кадушки, стеклянки для консэрвы – да бог знает что толькя нету. Постель для всех, зимняя и летняя разна одёжа – да не помню, всё не опишешь.
– А сколь вы за всё за ето хочете?
– А хто сколь даст, нам бы толькя доехать до границы Аргентине, а там мы оживём.
– Да, жалко, толькя бы жить да жить.
– Да, вы правы. Етот заповедник больше не забудется.
– Ну, Данила, давай Бога проси, а там как получится.
– Хорошо, Александр Викторович. – И мы на етим рассталися.
Прихожу домой, Федя храпит. Но у меня нервы уже стали сдавать: когда етому будет конец? Федя проснулся, я уже сготовил обед, сяли обедать. Он принёс водки, опять угощает.
– Федя, ты прости, но не лезь с етой гадостью, да и тебе надо уже остановиться пить, сам знаешь: здоровье не стальное.
Он смеётся надо мной:
– Ты лучше мене́ посватай твою сестру за меня.
– Федя, у тебя отличная женчина Оля, женись да и спокойно поживай.
– Да, она у меня хоро́ша.
– Ну, а что ишо ищешь? Тебе Господь другу́ не даст, ты уже живёшь на блуду.
Он хорошо подпил и насмелился задать мне вопрос:
