Борис Пастернак - Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов
Ну́, живи. Будь здоров. Меньше думай о себе.
Але и С. я передала, тебя вспоминают с большой нежностью и желают – как я – здоровья, писанья, покоя.
Увидишь Тихонова – мой сердечный привет <вариант: поклонись>.
* * *Я тогда принесла твоему сыну глобус-чинилку и всё время держала <вариант: нащупывала> в сумке, а ты всё говорил про ненависть к вещам – и я так и не решилась дать. А тебе – старинного Бальзака. Ты не знаешь всей бездны моей робости.
Письмо 200
<март 1936 г.>
Цветаева – Пастернаку
Борис! Ты был бы собой, если бы на своем Пленуме провозгласил двадц<атилетнее> <над строкой: юношеское> вещание, сорокалетнее безумие и бессрочное бессмертие Гёльдерлина (о котором Горький, кстати, запрашивал меня в письме, и когда я всё живописала – оказывается, недоразумение: ошибся немецким именем), итак, провозгласил бы имя <вариант: неизвестное имя> Гёльдерлина, а не мазался бы, полемизируя с Безыменским. Литературная газета (где твоя речь) – о, Господи! «Мы в непогодь, в стужу шли на подъем (хотя бы – напролом!), Мы пляшем и дружим и песни поем – Ласкаем детишек, растим города…», впрочем это уже не Безыменский, а Беспощадный, т. е. та же бездарь, только с другой начинкой, что здесь, на всепарижском смотре поэтов, то же, ибо то же чувствую: встать и уйти.
То, что у вас счит<ается> бесстрашием (очевидно, так надо понимать твою речь) – не у «нас» (у нас – нет), не у нас, в Париже, а у нас – в Лирике —
Ничего ты не понимаешь, Борис (о лиана, забывшая Африку!) – ты Орфей, пожираемый зверями: пожрут они тебя.
Тебя сейчас любят все, п.ч. нет Маяковского и Есенина, ты чужое место замещаешь – надо же кого-нибудь любить! – но, любя, уже стараются <над строкой: ломают, обкарнывают по своему образу-подобию> («Откровенный разговор» – кстати, без подписи – откровенностию заборов, где тоже всё сказано и даже нарисовано – только не подписано) по белому месту своего лица.
Тебя никакие массы любить не могут, так же как ты – никаких масс любить не можешь, п.ч. для тебя это либо: самум или урожай, вообще стихийное бедствие или благодеяние – либо 160 миллионов одиноких голов: разновидностей – но душ, что тоже массы не дает.
И, по чести: чем масса – судья? (твоим стихам и тебе). На 40 учеников в классе сколько – любящих стихи? Ты – да я? (Процент – по моему великодушию) <над строкой: а на самом деле – на 400, 4 000, 40 000 – один >. Так почему же эти четырежды сорок миллионов нелюбящих тебе – судья? Ты скажешь, целая страна и есть единица. Согласна. Но единолично явленная, через единицы, т. е. через тех же тебя и меня. Я тебе судья – и никто другой.
Откуда взял свои слова Montaigne, нет – тот безымянный, на кого Montaigne ссылается: Il me suffit de pas un [178].
Судья тв<оим> стих<ам>, Борис – твоя совесть, неуют от не того слова: слога, судья тебе – твой локоть, твой висок, твоя тетр<адь>.
Зачем ты объявл<яешь>, что будешь писать по-другому. Это твое дело – с утробой. Кому до этого дело? («Я рождала всё черных, а теперь решила породить рыжего». Или у вас это уже практикуется?).
Знаю, что т<ебе> – трудно. Но Новалису в банке тоже было трудно. И Гёльдерлину – в дядьках (няньках). И Гёте – в Веймаре (настаиваю).
С.Я. говорит: – Там, по крайней мере, им (Пастернаком) живут, здесь бы его просто замолчали.
Господи, mais c’est le rêve![179]
Т.е. – не мешали бы ему хотя бы… надеждами!
Милый Борис, если бы мне дали тысячу франков в месяц за расп<иску> ни одной строки при жизни больше не напечатать – …
Но, милый Борис, если бы мне всю родину с ее Алтаем, Уралом, Кавказом и Б.П. – как на ладони подали – за согласие никогда больше не увид<еть> своих черновиков – еще всю Канаду и всю…… прибавь – нет.
Мур мне говорит: – Мама <над строкой: как странно>, Вы в маленьком – совсем не эгоист: всё отдаете, всех жалеете, но зато – в большо-ом – Вы страшный эгоист, и совсем даже не христианин. Я даже не знаю, какая у Вас религия.
– Не христианин, Мур, а фараон, всё забираю в гробницу! – дабы через тысяч<елетия> проросло зерно.
Я знаю, что я своими делами больше права, чем вы с вашими словами. Постарайся дожить до девяноста лет, чтобы это застать. П.ч. слова о стихах не помогают, нужны – стихи.
Цветная вкладка
Комментарии
Список сокращений
Имена Пастернака и Цветаевой обозначаются, соответственно, инициалами П. и Ц.
Архивные шифры: все ссылки на архивные источники, хранящиеся в РГАЛИ, даются в формате: 1190-3-15, 54–54 об. – где первая цифра обозначает номер фонда, вторая номер описи, третья номер единицы хранения, а цифры после запятой номера листов.
BP – ж. «Воля России» (Прага, затем Париж).
газ. – газета
ж. – журнал
Зв – ж. «Звезда» (Ленинград).
ЗК (1–2) – Цветаева М. Неизданное. Записные книжки: В 2 т. М.: Эллис Лак, 2000–2001.
изд-во – издательство
КН – ж. «Красная новь» (Москва).
ЛН-70 – Литературное наследство. Т. 70. Горький и советские писатели: Неизданная переписка. М.: Изд-во АН СССР, 1963.
ЛН-93 – Литературное наследство. Т. 93. Из истории советской литературы 1920–1930-х годов: Новые материалы и исследования. М.: Наука, 1983.
MC – Машинопись О.Н.Сетницкой (1334-1-834). См. раздел «Описание источников», пункт 7.
МЦВС (1–2) – Марина Цветаева в воспоминаниях современников. М.: Аграф, 2002. ([Т. 1.] Рождение поэта; [Т. 2.] Годы эмиграции.)
МЦКС1 – Марина Цветаева в критике современников. М.: Аграф, 2003 ([ч. I.] 1910–1941 годы).
МЦНГ – Цветаева М., Гронский Н. Несколько ударов сердца: Письма 1928–1933 годов. М.: Вагриус, 2003.
НА – Небесная арка: Марина Цветаева и Райнер Мария Рильке. 2-е изд. СПб.: Эгида, 1999.
НМ – ж. «Новый мир» (Москва).
РПЦ – Рильке P.M. Дыхание лирики: Переписка с Мариной Цветаевой и Борисом Пастернаком. Письма 1926 года. M.: АРТ-ФЛЕКС, 2000.
п. – письмо (при внутренних ссылках на письма, помещенные в данном томе)
