Дмитрий Жуков - Русские писатели XVII века
И такому человеку ревнители благочестия собирались указывать, что ему делать. Он должен был «внимать прилежно глаголам» Неронова и, подобно предыдущему патриарху Иосифу, с беспокойством наблюдать за их хозяйничаньем. Не тут-то было. Даром, что ли, он оговорил себе право быть независимым даже от царя и его ближних бояр? Иметь дело с царским духовником Стефаном еще куда ни шло, но выслушивать назидания и обличения от прочей мелкой сошки, вообразившей, что праведнее ее нет никого?.. Увольте. «Знаю-су я пустосвятов тех», — презрительно скажет Никон.
Но сперва Никон, казалось, продолжал дело «братии». Расставлял всюду верных ему людей. Занимался благотворительностью — строил дома для инвалидов и стариков. Поражая иностранцев, сажал за свой патриарший стол до двухсот нищих и калек. Закладывал церкви и монастыри. Уже на семнадцатый день после поставления в патриархи добился указа, запрещавшего продажу водки по праздникам и некоторым постным дням. На каждый город был оставлен только один питейный дом, и в нем продажа водки ограничивалась одной бутылкой на человека.
Еще через четыре недели появился указ о закрытии кабаков в вотчинах и поместьях. Никон хотел очистить деревню от ростовщиков — деньги в рост по большей части давали зажиточные содержатели питейных заведений.
Четвертого октября 1652 года всех иностранцев перевели на берег Яузы, запретили им одеваться в русское платье и держать русскую прислугу. Начался повальный переход иностранцев в русскую веру…
В церкви Никон завел железный порядок. Перед этим прирожденным администратором заискивали даже царские «министры», а уж о страхе его подчиненных и говорить нечего…
Царь Алексей Михайлович жаловал своему «собинному» другу новые и новые владения, из которых патриаршьи чиновники выколачивали все больше доходов. Но Никон не забывал и своих старых владений. Например, города Юрьевца. Обнаружилась недоимка, и снова была поставлена на карту репутация юрьевецкого протопопа Аввакума, подмоченная его бегством из города. Покидая Юрьевец, Аввакум успел захватить деньги и внес их в Москве в патриарший приказ. Это был налог за бракосочетания. Но Аввакум так усердствовал в Юрьевце, что собирал «подвенечную пошлину» и с тех, кто жил «в блуде», без церковного брака. 9 рублей 22 алтына и 3 деньги сдал он лишних патриаршьему казначею. Зато, бросив город, он недобрал на другом, и теперь его привлекли к ответу.
Собрал не собрал — до этого никому нет никакого дела. Должен — плати. Нет денег — пожалуй на правеж. Привяжут несостоятельного должника к столбу и бьют палками по икрам каждое утро, пока не выколотят следуемых денег или не отпишут имущества на того, кому задолжал.
А какое было тогда имущество у Аввакума? Ни кола ни двора. Вот и взяли его патриаршие люди на правеж, били по ногам, мучили «недели с три по вся дни без милости, от первого часа до девятого». Спасибо, дал откуп Стефан Вонифатьев, а то были у Аввакума «всяк день… полны голенища крови».
Наказанье батогами на Руси не считали бесчестьем. После порки Аввакум как ни в чем не бывало являлся в дом к постельничьему Ртищеву, вел душеспасительные беседы с его сестрой Анной, великой постницей и почитательницей Неронова и… Никона. Нет, не батоги были темой непрестанных разговоров Аввакума и с братией. Надвигалось нечто совсем небывалое и по небывалости своей страшное…
Ни на день не забывал Никон своих давних разговоров с патриархом Паисием. А тут в декабре приехал в Москву посол Богдана Хмельницкого войсковой судья Самойла Богданович с челобитьем к царю, чтобы принял тот Запорожское войско под свою высокую руку. На шаг ближе стала мечта Никона о вселенском патриаршестве, о великой- православной империи. Константинопольский патриарх Афанасий Пантеллярий призывал царя и Никона двинуть рати на Царьград и вернуть православию храм святой Софии…
Было от чего закружиться голове, даже такой крепкой, как у Никона. Он верил в несокрушимость русского государства и увлекал мечтами молодого царя. И не под этим ли влиянием всегда осторожный Алексей Михайлович через несколько лет сделал заявление, ставшее широкоизвестным в православных краях. Христосуясь с греческими купцами, оказавшимися на пасху в Москве, он спросил, желают ли они, чтобы Россия освободила их от турок.
— Как может быть иначе, как нам не желать этого! — ответили греки.
И тогда, обратившись к боярам, царь сказал:
— Мое сердце сокрушается о порабощении этих бедных людей, которые стонут в руках врагов нашей веры… Со времени моего отца и предшественников его к нам не переставали приходить постоянно с жалобой на угнетение поработителей патриархи, епископы, монахи и простые бедняки, из которых ни один не приходил иначе как только преследуемый суровой печалью и убегая от своих господ… Я порешил в своем уме — если богу будет угодно, я принесу в жертву свои войска и казну, пролью кровь свою до последней капли, но постараюсь освободить их…
Уже зрели и планы выхода Московского царства к Балтийскому морю…
И, принимая желаемое за действительное, Никон сокрушался по поводу нескладицы в обрядах. Во всех православных странах одно и то же, только в Москве не так. Значит, здесь ошибки, и здесь их надо исправлять. Вот и Епифаний Славинецкий говорит, что в Киеве все по греческому чину. Славинецкий перевел для Никона деяния константинопольского собора 1593 года, на котором восточные патриархи согласились на создание патриаршества в Москве при условии, если русская церковь будет соблюдать все догматы православия. Как же Москва сможет руководить всеми, если будет настаивать на ошибках? И Никон принимает почти единоличное решение провести реформу.
Этим он сразу превратил протопопов — ревнителей благочестия — в своих врагов. Они верили в непогрешимость русских книг и русских обрядов. Они не верили лукавым греческим иерархам, потерявшим всякое достоинство под турецкой властью. Недаром Неронов потом напоминал Никону: «Иноземцев ты законоположение хвалишь и обычаи их приемлешь, благоверными и благочестивыми родителями их называешь, а прежде ты же сам много раз говорил, что греки и малороссияне потеряли веру и твердость и что добрых нравов у них нет…»
Никон затребовал из монастырей и церквей старые богослужебные тексты — 2700 служебников, уставов, псалтырей, евангелий и других книг — для сличения с книгами, бывшими в ходу. Изучение старых славянских и греческих книг подсказало бы Никону, что большая часть расхождений с современными греческими книгами не была виной русских переписчиков и печатников. Но такой титанический труд остался лишь благим намерением. Для сверки были взяты современные греческие книги венецианского издания конца XVI и начала XVII века. Начинает печататься новое издание псалтыри со значительными изменениями.
