Н. Никитин - Преступный мир и его защитники
В своих письмах покойный помещик пишет, между прочим, своей жене: «Поздравляю со днем ангела… Посылаю к тебе Павлушу провести этот день. Думаю, что будешь довольна». В письме на имя сестры, госпожи Бибиковой, он говорит: «Если Павел израсходовал все деньги, то напиши — и я еще вышлю». Вообще, в словах покойного Ефимьева видна родительская заботливость о подсудимом.
Наконец оглашается «Дело Новгородской духовной консистории о признании подкинутого к дому устюжинской крестьянки Е. О. Дмецовой ребенка законным сыном дворян Матвея и Веры Ефимьевых». Родился Павел Дмецов 1 июля 1858 года. По словам госпожи Ефимьевой, подкинуть своего ребенка к чужому дому заставила ее дикая ревность мужа, но последний вскоре же убедился, что новорожденный — действительно его сын, и взял его обратно в дом.
Протоиереем М. Сахаровым по этому делу были опрошены, при клятвенном обещании, несколько лиц, близко знавших семью Ефимьевых, и они подтвердили, что помещик и его жена считали Павла Дмецова своим, сыном и, как родного, представляли его бывшим в их доме гостям. С своей стороны он оказывал им полное сыновнее почтение, и, горячо любя его, госпожа Ефимьева тратила на него массу своих денег. Относясь к ней, как к родной матери, он везде жил совместно с ней. Умирая, сам Ефимьев оставил ему, по духовному завещанию, все свое состояние. Если верить некоторым свидетелям, большинство которых уже перемерло, то госпожа Ефимьева в конце июня 1858 года была беременна и мучилась родами. Когда ребенок появился на свет Божий, она приказала подкинуть его куда-нибудь и настрого запретила дворне упоминать когда-либо о нем. При совместной же жизни Павла с Ефимьевыми родительская любовь их к нему резко бросалась всем в глаза. Странным является только то обстоятельство, что очень долгое время никто из них не хлопотал об исправлении метрической записи новорожденного Павла.
АНДРЕЕВСКИЙ Сергей Аркадьевич
Родился в 1847 году. Отличаясь разносторонним образованием, завоевал себе известность как талантливый юрист и замечательный оратор. Начал свою деятельность первоначально товарищем прокурора санкт-петербургского окружного суда, а затем перешел в корпорацию присяжных поверенных. Кроме судебного поприща, он занимает видное место в русской литературе как поэт и критик. С. А. Андреевский выступал во многих известных процессах, в том числе по делу Дмецова-Ефимьева, и всегда привлекал к себе всеобщее внимание своими прекрасными защитительными речами. В настоящее время по праву считается корифеем русской адвокатуры.
Большое впечатление производят три прошения на высочайшее имя от дворян Матвея и Веры Ефимьевых. Упоминая о своем безупречном служении престолу и отечеству, об избрании его пять трехлетий предводителем дворянства и пожаловании орденами Владимира 4-й степени и Анны 3-й степени, — Матвей Ефимьев всеподданнейше просит в трогательных выражениях разрешить им с женой усыновить приемыша Павла. Прошения эти не были удовлетворены.
По окончании судебного следствия открылись прения сторон.
Представитель обвинительной власти господин Зиберт находил, что во всех своих прошениях на высочайшее имя оба Ефимьевы ни разу не называют Павла Дмецова родным сыном, а выдают его только за приемыша или подкидыша. Если бы Павел действительно был сын госпожи Ефимьевой, то, по желанию мужа, он легко мог бы быть узаконен. Помещик сам служил в палате гражданского суда и потому, без сомнения, должен был знать все необходимые порядки. Конечно, в данном деле трудно добиться истины, — почти полвека прошло уже со времени рождения подсудимого. Тем не менее из свидетельских показаний все-таки удалось установить, что у больной жены помещика никогда не было детей. Любовь же ее к приемышу решительно ничего не доказывает: лишенная своей детворы, она, как женщина, ощущала настоятельную потребность любить кого-нибудь. С другой стороны, никем не было категорически доказано, что подсудимый — действительно родной сын ее. Называя историю о беспричинной ревности помещика к жене и подкидывании новорожденного ребенка — ложью, товарищ прокурора поддерживал обвинение.
Со стороны гражданских истцов Митусовых выступали присяжные поверенные Аронсон и Г. Б. Слиозберг. Речи их длились почти три часа. Второй из них настаивал, что факт рождения Павла Дмецова больной помещицей, не имевшей детей около 17 лет, бесспорно не установлен. Только жажда большого наследства, оставленного генеральшей Бибиковой, повлекла обвиняемого к домогательствам об узаконении его.
В свою очередь, присяжный поверенный Аронсон характерно обрисовал наиболее важные детали данного дела. Оно стало сложным, по его мнению, лишь к концу судебного следствия, но присяжные заседатели сумеют правильно разобраться в нем.
— Вы теперь находитесь в таких же условиях, как когда-то и новгородская духовная консистория, — говорил присяжный поверенный Аронсон, — и вам, господа присяжные заседатели, надо решить вопрос: сын ли Павел Дмецов дворянки Ефимьевой или только сын ее мужа?
Если окружной суд раньше высказывался по этому вопросу в пользу Дмецова, то ведь он не слышал многих других свидетелей, которые держатся на этот счет противного мнения.
Гражданские истцы, наконец, заявляют, что для них безразлична судьба подсудимого. Пусть его оправдают, но факт незаконного происхождения его должен быть признан.
Слово предоставляется защите.
Помощник присяжного поверенного М. Л. Гольдштейн указал первоначально на страшную путаницу в неблагоприятных для Дмецова свидетельских показаниях. Один и тот же младенец сразу рождается в четырех различных местах и воспринимается одновременно тремя акушерками. Где же правда?
Разбивая такие показания, защитник напоминает присяжным заседателям содержание некоторых писем покойной помещицы Дмецову. Письма эти дышат истинной материнской любовью, и помещица относится к Павлу, как к своему родному сыну.
Защите не приходит в голову дерзкая мысль сказать, — на противной стороне лжесвидетели, — нет! Но история рождения Дмецова много десятков лет тому назад, несомненно, имела свое основание. Ничего нет удивительного, если дворянин Ефимьев, заметив беременность жены после ее 17-летнего бесплодия, отнесся предубежденно к этому обстоятельству. Ему могла вспомниться тогда известная поговорка относительно «проезжего молодца».
На всем этом деле лежит тайна, но люди, общественная совесть должны довольствоваться представленными здесь доказательствами. Иначе дело это правильнее было бы озаглавить делом по обвинению дворянки Веры Ефимьевой в подделке своего ребенка.
