Маргарет Хаббард - Полет лебедя
Девочка в сине-белом платьице ничего не сказала. Она сделала вид, что увлеченно наблюдает за лодкой, на которой ее отец беседовал с капитаном, но ее сердце билось в груди, как птица. Возможно, отец отругает ее за то, что она говорила с незнакомцем на улице. Действительно, так не должна себя вести хорошо воспитанная датская девочка. Но одиночество и отчаяние этой странной фигуры были настолько очевидны, что она просто не могла пройти мимо. Кроме того, он же первый заговорил с ней. Теперь он старался ускользнуть от нее, пытаясь скрыться в толпе.
— Не убегай, — мягко сказала она.
Голова мальчика поднялась.
— Я не убегаю, я просто вспомнил, что у меня есть одно очень важное дело.
Но улыбка девочки оказалась настолько очаровательной, что вместо того, чтобы идти в противоположном от нее направлении, ноги понесли Ханса Кристиана прямо к ней, и что более всего неожиданно, он вновь почувствовал воодушевление: разрушенные замки восставали из руин. Он снова стал тем мальчиком, который верил, что нищета и унижение были даны ему лишь для того, чтобы сделать его путь к славе более знаменательным. А здесь на берегу канала рядом с ним стояла и улыбалась сама принцесса! Ханс Кристиан тяжело дышал от переполнившего его волнения.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила девочка, широко раскрыв большие синие глаза.
— Да, вполне, спасибо. Я лишь на миг улетел мыслями в будущее. Солнце так ярко сияет, что порой я сияю и сам, только лишь подумав об этом.
Он улыбнулся, и его лицо преобразилось.
Теперь настала очередь удивляться девочке. Как мог этот мальчик быть таким безобразным и в то же время таким красивым! Даже его странные слова были прекрасными и уж совершенно не походили на каждодневные разговоры ее братьев.
— Ты ведь принцесса, правда? — продолжал Ханс Кристиан. — Не говори нет, потому что это то, что ты должна будешь сказать в ответ на такой прямой вопрос, а это значит сказать неправду. Ты дочь короля, и он хочет, чтобы ты вышла замуж за отвратительного гоблина, который заколдовал тебя. Но ты не должна. Ты должна дождаться прекрасного принца, который въедет на коне через ворота.
Девочка рассмеялась и повернулась боком. Теперь Ханс Кристиан увидел то, чего не замечал раньше. У нее на спине был горб, очень маленький, чтобы выделяться, когда она стояла лицом к собеседнику, но все же заметный на фоне ее худобы, когда девочка поворачивалась боком. Вот почему она была такая маленькая. Все горбуны такие.
Девочка посмотрела на него и уловила ужас и жалость в его глазах. Немедленно она повернулась к нему, превратившись в разъяренное животное. Ее глаза метали молнии, а щеки покрыл яростный румянец. Но голос, голос остался таким же нежным, как и прежде, даже гнев не мог испортить его.
— Не смотри на меня так! Не нужно меня жалеть! Я рада, что у меня горбатая спина! Я бы не променяла ее на прямую никогда в жизни! Из-за нее отец любит меня намного больше, а люди относятся добрее, исключая, конечно, те моменты, когда они жалеют меня! Я не хочу, чтобы ты жалел меня! Слышишь! Не хочу!
Сатиновые башмачки заскрипели по песку, и она пошла в направлении трапа корабля.
Ханс Кристиан едва ли успел перевести дыхание, прежде чем она вернулась. Розы гнева все еще горели на щеках, но губ коснулась добрая улыбка.
— Я очень вспыльчива, — сказала она. — Мой папа думает, что с возрастом это пройдет. Прощай!
На этот раз она действительно ушла. Ханс Кристиан улыбнулся. Он уже совсем и забыл о ее горбатой спине и помнил лишь о том, что в свой первый день в Копенгагене встретил принцессу. Ханс очень устал. Он вернется в гостиницу и выспится, так как заходящее солнце уже коснулось шпилей Фредериксборга. А завтра он подумает на свежую голову о том, как будет ловить свою удачу.
VII— Хорошо бороться с морской болезнью тому; у кого стальной желудок, И не забывайте, что этот некто намного меньше обычного человека! — воскликнула штопальная игла. — Ну, вот и все, моя морская болезнь прошла. Чем тоньше некто, тем больше он может вынести.
«Штопальная игла»
На следующий день далеко за полдень Ханс Кристиан вновь сидел на берегу канала. Плечи мальчика согнулись словно от навалившегося на него груза, а в глазах замерло выражение отчаяния, которое так часто посещало его за последние два дня. Его положение становилось невыносимым, и мальчик был слишком подавлен даже для того, чтобы плакать.
Ханс поставил перед собой свою драгоценную сумку и, уперевшись в нее подбородком, стал глядеть в открытое море. Теперь он никак не мог вернуться домой. Этим утром, прежде чем покинуть таверну, Ханс Кристиан съел на завтрак такой маленький кусочек хлеба, что лишь чувством силы воли ему удалось убедить себя, что он сыт. Но после того как он оплатил счет за гостиницу и еду, у него остался лишь один риксдаллер, завернутый в платок. А ему понадобится по крайней мере два, для того чтобы добраться до Нюборга. Оттуда его мог бы забрать старый Клаус, бесплатно выделив ему место на сиденье кучера. Но как ему одолеть первую часть маршрута? Если бы он был всего лишь с дюйм, то мог бы попросить воробьев отнести его домой. Они бы несли его по очереди. Как только кто-то из них уставал, он бы перепрыгивал с одной спины на другую, не опускаясь на землю.
Но даже эта чудесная история не заинтересовала Ханса Кристиана. Более реальным оставалось воспоминание о его утреннем сегодняшнем визите в лавку столяра, надеясь наняться к нему в подмастерья, чтобы заработать на проживание. Но издевательский смех столяра наполнил мальчика отвращением, и меньше чем через час он вновь оказался на улице. Бессознательно ноги привели его к каналу, и вот уже несколько часов он сидел на берегу без единой мысли в голове. Его мозг, бесполезная вещь, отказывался работать.
Мальчик закрыл глаза. Сердце щемило. К тому же у него почему то заболели зубы. Он весь с ног до головы превратился в сгусток пульсирующей боли. Должно быть, Ханс Кристиан уснул, потому что когда открыл глаза, наступил закат. Что-то разбудило его. Он сел, прислушиваясь. Затем на его лице появилось подобие улыбки, и мальчик прильнул взглядом к кораблю, стоящему в гавани. Матрос, взбирающийся по мачте, что-то громко напевал. Язык был неизвестен Хансу. Но это не имело значения. Матрос пел! А Ханс Кристиан тоже умел петь! Почему он не подумал об этом раньше? В Оденсе он пел каждый вечер в саду матери позади дома и знал, что соседи собирались за стеной, чтобы послушать его. Все хвалили его прекрасный голос. А мадам Гульдберг даже сказала, что он поет как ангел, спустившийся с небес.
Ханс Кристиан вскочил на ноги. Его сердце билось как сумасшедшее и чуть не вылетало из груди. Он пойдет к Сибони, человеку, который создал всех великих оперных певцов. Тот прослушает его и немедленно поймет, что мальчик предназначен для театра. Ханс знал, где живет Сибони. Он видел его дом сегодня утром по дороге в лавку столяра и теперь припустился со всех ног в этом направлении.
