Маргарет Хаббард - Полет лебедя
Мадам Шелл как раз завтракала в маленькой, купающейся в солнечных лучах комнате. Она была одета в бледно-розовое платье, а светлые волосы завитыми локонами спадали на плечи. Мадам Шелл оказалась настолько красива, что Ханс Кристиан потерял дар речи. Грациозным жестом она поставила на стол чашку с кофе и с удивлением оглядела своего посетителя. Книга, которую она читала, упала к ней на колени.
— Доброе утро, — нарушила мадам Шелл затянувшееся молчание, — боюсь, что я вас…
— Доброе утро, — ответил Ханс и низко поклонился, чуть не достав головой пол. — Я пришел к вам, потому что выбрал вас среди самых знаменитых людей Копенгагена. Я надеюсь, что вы поможете мне начать мою карьеру.
Рот женщины от удивления приоткрылся, но даже этот ее жест невольного изумления смотрелся изящно и не разрушил обаяния актрисы.
— Вы очень любите театр и я тоже. Мое сердце разобьется, если его двери не откроются для меня! Но вот эта бумага все обо мне вам расскажет!
Ханс Кристиан вынул из кармана драгоценное письмо и передал ей.
Пораженная женщина прочитала его, что только увеличило ее удивление. Она никогда в своей жизни не слышала о печатнике по имени Иверсен и никогда не была даже близко от Оденсе. Ее прекрасные глаза с сомнением посмотрели на мальчика.
— Я не представляю, что могу сделать для вас?
На мгновение Ханса Кристиана охватила паника. Но мадам Шелл просто не поняла его. Вот почему она колеблется.
— Я должен объяснить, мадам. Я хочу стать актером, понимаете! И я могу играть! Я даже могу писать пьесы! Такой талант, как мой, нуждается только в шансе!
— Но вы не должны быть тщеславным.
— Я не тщеславен, — воскликнул Ханс и к еще большему ее удивлению упал перед ней на колени. — Пожалуйста, не отвергайте меня. Я знаю, что у меня есть талант. Мадам Шелл, я стану великим человеком! Я знаю, что способен на великие вещи, они внутри меня, но мне нужен кто-то, кто бы помог мне воплотить их в жизнь!
Нытье мальчика заставило мадам передернуться. Она нервно потирала руки. Если бы только это созданье поднялось с пола.
— Какого героя вы могли бы изобразить? — спросила она в отчаянии.
— Золушку, — твердо заявил Ханс, так как видел это представление, когда в деревню приезжали артисты, и он помнил многое из него. А того, что не помнил, он мог придумать на ходу. — Если вы позволите, я могу показать, что я умею. Позвольте мне снять мои ботинки. Они слишком тяжелы для того, чтобы танцевать в них.
Мадам Шелл пыталась что-то сказать, но не могла. Ситуация становилась тревожной. Странный мальчик снял ботинки и, положив на пол свою огромную шляпу, начал петь и танцевать.
— Ни богатства, ни рангов, только боль и горе вокруг, — пел он своим ясным и чистым голосом.
Если бы он просто спел для нее, спокойно стоя на месте, возможно, дама и смогла бы чем-нибудь ему помочь. Но его прыжки и пируэты смотрелись настолько ужасно, что женщина потеряла дар речи.
Мадам Шелл, бледная, как принцесса в присутствии чародея, вскочила на ноги. Этот парень, наверное, сбежавший псих! В этот самый момент служанка, которая все время была неподалеку, вошла в комнату, осторожно взяла мальчика за руку и вывела его в холл, а затем на лестницу. Он услышал, как громко хлопнула за ним дверь. Прежде чем Ханс успел собраться с мыслями, дверь открылась вновь и на ступеньки вылетели его ботинки и шляпа. Он был вышвырнут из дома известной балерины!
Ханс Кристиан не был бы обескуражен сильнее, если бы служанка ударила его кочергой. Механически он надел свои ботинки, забыв заткнуть в них штанины: не важно, видны ли они теперь или нет. Никого, казалось, не интересовало, как он выглядит. Ханс натянул свою шляпу и с опущенной головой побрел вниз по улице, по которой лишь полчаса назад поднимался полный надежд и с радостью в сердце.
Он медленно брел по городу, не замечая ни домов, ни деревьев, вид которых еще недавно доставлял ему огромное удовольствие. Внезапно Ханс Кристиан обнаружил, что вновь оказался на площади рядом с Королевским театром. При взгляде на него надежда вновь расправила свои белые крылья. Он попросит директора театра взять его в труппу!
Башмаки скрипели, придавая ему воодушевления, когда Ханс шел к дверям. Он уже понял одну верную мысль, что все трудности надо встречать лицом. Ханс Кристиан дернул за ручку, дверь открылась, и облако спертого воздуха вырвалось ему навстречу. Длинная узкая лестница уводила в темноту. Возможно, что именно там он найдет директора. Мальчик закрыл за собой дверь и начал подниматься по лестнице.
На самом верху находилась маленькая комната, в которой сидел директор Хольстейн. Это была комната, которая позже станет для Ханса местом столь знакомым, что он будет ориентироваться в ней с закрытыми глазами. Однако сейчас его взгляд был прикован к мужчине, от которого, как ему казалось, зависело его будущее.
Он сглотнул, повертел свою шляпу и снова сглотнул.
«Бог мой. Какой худой мальчик! — подумал директор, наблюдая за тем, как кадык на тощей шее Ханса прыгает вверх и вниз. — Надо будет проследить за тем, чтобы на дверь внизу повесили щеколду». Его не должны волновать подобные посетители. С него достаточно и того, что он подает нищим на улице. Не хватало, чтобы они еще и сюда приходили.
— Пожалуйста, герр директор, я хотел бы стать актером вашего театра, — заявил странный мальчик совершенно безапелляционно.
Хольстейн зевнул.
— У меня есть талант, уверяю вас. Хотите, я продемонстрирую вам что-нибудь?
— Спасибо, но у меня достаточно актеров. Всего хорошего.
С этими словами директор опустил свое перо в чернильницу и начал писать.
— Но, герр директор, вы даже не знаете, что я могу! — запротестовал Ханс.
Если бы директор оказался более наблюдательным человеком, он бы заметил отчаяние в глазах мальчика. Но Хольстейну было на это наплевать.
— Ты слишком худой для театра, — заметил он, не поднимая голову от разложенных перед ним бумаг.
Ханс Кристиан придвинулся к столу, твердо намереваясь все же привлечь внимание директора.
— Герр директор, если вы только дадите мне роль и положите сносное жалованье, я покажу вам, каким толстым я могу стать!
Губы Хольстейна превратились в тонкую линию. Он с раздражением оторвался от письма и поднял глаза. По этому взгляду мальчик понял, что его аудиенция закончена. С опущенной головой он направился к дверям и вниз по лестнице. Два раза он споткнулся и чуть было не упал. Не потому, что было темно. Дверь была открыта, и в проход проникал солнечный свет. А потому, что он больше не мог сдерживать своих слез.
