Андрей Богданов - Суворов
Любить Запад и пенять на Запад — две стороны одного ущербного направления русской культуры, не удовлетворенного ее содержанием. Суворов, как и творцы русской державной идеологии в XVII в., задолго до него{199}, полагал, что русскому человеку некому завидовать. Следовательно, и заимствовать все полезное можно без самоуничижения, и заноситься не стоит. Россия — центр мира, она может и должна объединять все человеческие культуры, легко воспринимая чужие достижения и делясь своими.
Уже в первые десятилетия XIX в. антизападнические настроения в историографии о Суворове сыграли такую же печальную роль, как и прозападнические. В XX в. они стали определяющими. Для Запада Александр Васильевич был «варваром» (хотя по западному образованию он превосходил многих западников). Для ура-патриотов — тоже своего рода варваром, но «хорошим»: порождением чуть ли не крестьянской культуры лыкового лаптя (от которой он своих рекрутов пытался оторвать, превратив их в людей особого рода и звания — солдат).
«Народность» Суворова, бьющая ключом из анекдотов о нем, оказалась очень кстати для советской историографии, породившей целую гору книг и статей о «русском народном» полководце. В книге я показал, что советские историки основывались в изучении его мысли на том же заблуждении, что и классики марксизма, полагавшие успехи его армии порождением сельской общины и городской артели (а не дворянского утопизма). Неистовые обличения «западных» взглядов на полководца выглядят в этой связи столь же нелепыми, как изобличаемые. «Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива», — советует в этом случае народная мудрость.
В мировоззрении Суворова гармонично сочетались европейское образование и русская этика, ставшая фундаментом его военной философии. Безусловно, он был европейским генералом. Его военное искусство основано на знаниях и открытиях, накопленных в Европе со времен Цезаря до Фридриха Великого. И в то же время Суворов — истинно русский солдат, дух которого загадочен для западных европейцев. Человеколюбие Александра Васильевича настолько выходит за рамки общеевропейского гуманизма, что основанное на нем военное искусство не может быть понято на Западе. Оно до сих пор составляет русскую Военную тайну. Непонятную — справедливость требует это подчеркнуть — и для многих русских военных.
Суворов в конце жизни неслучайно сказал, что опроверг правила военной науки его века — науки западной — и установил свои правила военного искусства, заставившие его восклицать: «Горжусь, что я русский!» Все его военные идеи были основаны на русской этике, но не «народной», не социально привязанной к культуре податных сословий, как хотелось бы марксистским историкам, а элитарной православно-идеалистической. Сомневаюсь, что эта этика когда-либо до него существовала в реальной жизни. Александр Васильевич руководствовался идеалами, сформированными интеллектом, выраженным и утвержденным в «высокой» духовной литературе Древней Руси и Новой России, подкрепленными примерами подвигов русских героев[103]. Он создал для себя на этой основе личное представление о должном, поставив все свои военные идеи и методы в зависимость от соответствия идеалу человечности.
Суворовский солдат — человек. Каждый офицер и генерал — солдат, только еще лучший, еще более ответственный -за солдатскую семью, которая его выдвинула и которому доверяет себя. Все не военные — люди; задача армии, каждого солдата — их беречь. И врагов «грех напрасно убивать, они такие же люди». Жизнь, здоровье, благосостояние, счастье человека — безусловные ценности.
В чем же тут отличие от западного гуманизма? — спросите вы. Очень просто: Суворов имел в виду каждого человека, без разделения на «эллинов и варваров», своих и чужих, более «достойных» и менее защищенных, тем более — без «избранных» и «проклятых». Лучший для него — это солдат, возвышенный полководцем над обществом через осознание долга служения всем людям. Хороший, опытный солдат отвечает за младших, офицер — лучший, наиболее ответственный солдат, генералиссимус — пример для солдат. Вне служения людям иерархии просто нет. Вернее, в жизни она есть, но она — несправедлива. Богатство, происхождение, любое социальное продвижение и преимущества вне службы человечеству Суворов резко критикует.
В центре служения, в сердцевине души и в мотивации действий солдата Александр Васильевич положил добродетель. Нельзя спрашивать с солдата то, чему он «в тонкость», со всем терпением и пониманием его души, не обучен. Нельзя исправлять «битьем» собственные упущения командира в воспитании. Нельзя требовать от солдат дисциплины и храбрости, а от офицеров инициативы и прозорливости, если эти качества в них сознательно не сформированы. Абсолютно невозможно каждому, по его должности, его месту в солдатской семье, подвести своих товарищей, не отдав общему делу всех своих сил и способностей. Любое оправдание в этом случае — проклятое Суворовым «немогузнайство», которое хуже, чем смертный грех.
Главный мотив формирования хорошего солдата — честолюбие, личное стремление к совершенству, к получению большей ответственности, права лучше служить своему капральству, роте, полку, армии, России, миру. Нельзя вести солдат в бой, если ты не заботишься обо всех сторонах их обучения и воспитания, не используешь все средства, знания и силы ума для сбережения их на войне и в мирной жизни.
Нельзя убивать врага иначе, чем в бою. Нельзя оскорблять врага, особенно безоружного. Категорически нельзя обижать мирное население, не важно, свое или чужое. Невозможно нарушить слово. Нельзя атаковать противника с целью его уничтожить; надо лишить врага способности к сопротивлению максимально бескровными методами, сведя число жертв войны к самому малому. Кровожадность, жестокость, террор — немыслимы, они лежат за пределами суворовского сознания. Нельзя воевать, руководствуясь ненавистью, а не стремлением, сразив противника вначале оружием, а затем милосердием, установить с ним добрый и справедливый и прочный мир.
Но что значат все эти «нельзя»? В какой степени они важны для военного искусства? Ответ Суворова прост, но понимание этого ответа нелегко для нас и невозможно для наших зарубежных коллег: нельзя абсолютно. «Без добродетели нет ни славы, ни чести». Офицер Веденяпин, по недосмотру Александра Васильевича, был плох — он даже грабил население. Под его командой непобедимые солдаты Суворова проиграли бой полякам — ведь вождь противников имел настолько возвышенную душу, что заботился о русских раненых, как должно русскому офицеру по отношению к полякам.
