Михаил Шишков - Нас звали «смертниками». Исповедь торпедоносца
Наконец время пришло. Всем телом чувствую, как воспрянула духом машина, избавившаяся от тяжелого груза, а вместе с ней – и я. Теперь ничто не связывает меня в маневре! Еще не успела приводниться торпеда, как правая нога почти до упора ушла вперед, а левая рука заученным движением дала левому мотору полный газ, создавая скольжение в правую сторону. При этом практически одновременно поворачиваю штурвал налево (иначе машина, перевернувшись через правое крыло, рухнет вниз) и немного отдаю его от себя, чтобы как можно ниже прижаться к воде…
Самолет, скрипя всеми своими костями и суставами, проскакивает за кормой атакованного транспорта, опустившись ниже его палубы. Выравниваю направление полета. И вовремя… Там, где в следующие мгновения должен был оказаться мой «Бостон», пронеслась огненная трасса… Успел. Тут же резко бросаю самолет влево… Так зигзагом и уходишь от цели… При этом любая, даже мало-мальски ничтожная ошибка может оказаться фатальной. Самолет-то ведь летит не выше десяти метров над морем, чуть ли не цепляясь винтами за воду…
– Ваня, – вызываю Федоренко сразу же после того, как машина выскочила из опасной зоны, – Солдатенко на месте?
Несколько секунд, в течение которых мой стрелок-радист оглядывает заднюю полусферу, кажутся для меня вечностью.
– Здесь он, командир, – прозвучал вскоре радостный голос Ивана, – метрах в ста за нами…
Это краткое сообщение стало, наверное, самым радостным событием этого дня…
…Однажды, уже после войны, ко мне подошел молодой летчик.
– Товарищ командир, – попросил он, – покажите, пожалуйста, как вы выходили из боя после сброса торпед.
Сначала я отшучивался от него: «Подрастешь, мол, потом покажу!» Но парень проявил завидную настойчивость, заставившую меня уступить. И вот во время учебно-тренировочного полета на «спарке» я опустился на тридцать метров и начал «демонстрацию». А руки-то несколько поотвыкли от таких маневров, да и нервы тоже… В общем, бросил машину в сторону, как многократно делал это во время войны… И сам испугался своих действий… А ведь всего пару лет назад… В общем, еле удержал машину в руках…
– Видел? – спросил я после посадки.
– Видел, товарищ командир, – ответил он.
– Только сам так не пробуй делать. Упадешь…
…Теперь остается лишь вновь собрать свою группу и повести ее домой. Задача, между прочим, не такая простая, как может показаться на первый взгляд. Ведь в горячке боя каждому экипажу приходится выкручиваться самостоятельно, поэтому говорить о согласованном выходе группы из атаки не приходится. Выскочил впопыхах, а потом начинаешь осматриваться по сторонам. Увидел кого-то – хорошо. Пристроился к нему и уже вместе ищешь остальных. Кто ведущий, кто ведомый – неважно. Потом разберемся. Главное, чтобы все нашлись.
К сожалению, в тот день мы недосчитались одной машины. Сразу же на душе стало как-то неуютно и тоскливо. Тягостное ощущение случившейся беды свинцовой тяжестью легло на сердце. Конечно, всегда остается надежда на то, что экипаж просто слишком далеко оторвался от остальных и ему удастся, пройдя незамеченным вражескими истребителями, вернуться домой. Именно в этом каждый из нас пытается убедить себя всю обратную дорогу. Но увы… При разборе полета выяснилось, что экипаж младшего лейтенанта Ковалева погиб, сбитый корабельными зенитками…
Наконец мы дома. Поставив свои самолеты на места, постепенно собираемся возле полкового КП. Вылет оказался для нас очень успешным – потоплены два транспорта и сторожевой корабль. Но радостных возгласов и сбивчивого, через край наполненного эмоциями обмена впечатлениями совсем не слышно. Сказывается горечь понесенной потери и накопленная за все предыдущие дни усталость.
А вот и Солдатенко со своим штурманом. Сегодня они отлично справились с заданием, ставшим для них настоящим боевым крещением.
– Ну что, – спрашиваю я у Солдатенко, – рассказывай, что видел!
– Нечего, товарищ командир, – спокойно говорит он, – только ваш самолет. Я вот только не понял, вы же говорили, что бить будут – мало не покажется… А ведь они почти и не стреляли…
– Не стреляли?! – со всех сторон раздались удивленные возгласы.
– Потом к самолету своему подойдешь, дырки на нем посчитаешь, – улыбнувшись, отвечаю своему ведомому. – А так – молодец! Все правильно сделал.
Между прочим, подобные случаи нередко встречаются в практике боевых действий. «Ухватился» изо всех сил молодой пилот за хвост своего ведущего, а все остальное вообще не замечает. И это – абсолютно нормально. Ведь главные задачи первого боевого вылета – удержаться за командиром, выполнить атаку и, самое важное, остаться в живых – он успешно выполнил. А все остальное придет с опытом. Обязательно придет…
Не прошло и нескольких часов после нашего возвращения, как меня и Иванова срочно вызвали в штаб дивизии. Поскольку такое происходило нечасто, мы с Колей всю дорогу перебирали всевозможные варианты, пытаясь выяснить, что же хотят от нас в столь высокой инстанции, но так и не смогли однозначно прийти к какому-то единому мнению.
– Наверное, на разведку пошлют, – предположил я.
– Да не должны, – резонно возразил Коля, – мы же только вернулись…
Заходим в штабное помещение и сразу же по всей форме докладываем о своем прибытии. Командир дивизии М. А. Курочкин приглашает нас подойти поближе к большому столу с разложенной на нем картой, вокруг которой сидят несколько старших по званию офицеров. И только в этот момент я замечаю стоящих рядом ведущего группы 51-го полка Башаева и его штурмана.
– Я вот для чего вызвал вас, – начал комдив. – Судя по докладам, ваши экипажи атаковали один и тот же транспорт. И оба его потопили. Так что давайте разбираться, кому победу записывать. Шишков, что скажешь? – спокойно спросил он.
Тут я вспомнил, что, уходя от конвоя, близко разминулся с «Бостоном», направлявшимся мне навстречу: «Вот, значит, кто это был!»
– Товарищ командир дивизии, – отвечаю без малейших колебаний, – точно установить, чья торпеда попала в цель, невозможно. Поэтому я не буду возражать, если этот транспорт запишут 51-му полку.
После меня то же самое почти слово в слово, с разницей лишь в номере воинской части, повторил и Башаев.
– Ваше мнение мне понятно, – возразил Курочкин, – но наобум святых такие вопросы не решаются. Давайте-ка посмотрим в записи штурманов. Там же точно должно быть зафиксировано время сброса обеих торпед. Вот и решим вопрос.
Оказалось, мой экипаж опередил Башаева не более чем на полторы минуты.
– У меня время точное, – уверенно заявил Иванов, – по Москве проверял…
В итоге этот транспорт все-таки отдали нам…
