Николай Рутыч - Белый фронт генерала Юденича. Биографии чинов Северо-Западной армии
Один из главных действующих лиц группы «заправил» был П.А. «князь» Аксаков.
Вольноопределяющийся Аксаков вместе с Балаховичем перешел от красных в Сев. корпус и, якобы, генералом Ван-дамом произведен в офицеры (за что?), а уже в начале 1919 г. состоял в чине сотника, имея ордена: солдатский Георгиевский крест, Анну 4-й степени и Владимира 4-й ст. с мечами и бантом (как и за что?).
О своем прошлом говорить избегал и никогда не называл части, где он служил. Будучи комендантом штаба корпуса, делал много ошибок и проступков, именуемых в Уставе — преступлением. Туго разбираясь в казенных и солдатских деньгах, вызывал частые недоразумения, недостойные начальника и офицера. Благодаря молодым годам, отсутствию самого скромного военного образования и служебного опыта, незнанию уставов, авторитетом и уважением среди подчиненных не пользовался, тем более, что большинство из них, имевшие за спиной служебный, боевой и жизненный опыт, прислуживаться мальчишке не могли и не хотели, чего он преимущественно искал и требовал.
Честного слова не имел и вряд ли вообще имел представление о столь высоких вещах.
Долгое время титуловал себя князем, требуя себя величать «ваше сиятельство», и только генерал Родзянко приказом по штабу прекратил безобразное самозванство.
Тут же в штабе среди офицеров и солдат торговал водкой и папиросами выше торговой цены, а высшие чины штаба этого не порицали и не прекращали. Возмущались только штабные чернорабочие — кадровые офицеры.
В Аксакове сильно проявлялась одна из основных черт партизанщины: чужое считать своим. Тому было много примеров. Один из ярких: 1) вывоз всей сохранившейся и при большевиках обстановки, вплоть до портьер, из имения Мо-лосковицы, где он имел временное пребывание как заведующий мобилизацией, и 2) возмутительный случай с продажей выезда Царскосельского Дворца.
Аксаков больше походил на «господина сотского», как его метко прозвали солдаты, чем на сотника-офицера, каковым хотел быть.
Из-за личных высоких качеств и хорошего знакомства с традициями Балаховщины, попал под следствие и был предан суду.
Верный своему старшему товарищу и начальнику — батьке Балаховичу, сбежал из армии под гостеприимное крылышко столь же преступной Эстонии, несмотря на то, что дал «слово» о невыезде.
Вторым ярким типом и ближайшим сотрудником ген. Родзянко (стр. 26) был поручик Видякин, офицер ускоренного выпуска военного времени.
По мнению большинства не только кадровых, но и вообще порядочных офицеров, к должности начальника штаба отдельного отряда, а тем более корпуса, совершенно не подходил. В пор. Видякине (впоследствии полковнике) ярко вырисовывалось отсутствие военного образования, не говоря уже о военно-академическом; отсутствие служебного, боевого и жизненного опыта; абсолютное незнание уставов, военных принципов и традиций, — хотя традиции партизанщины и им были усвоены в совершенстве.
Будучи некорректным, невоспитанным, бестактно-самонадеянным, подчас грубо-заносчивым, он вызывал ропот и недовольство, а его дружба с «балаховцами-заправилами» и с ротмистром Щуровским не вызывала доверия и симпатии.
Потворство его, как начальника штаба, грабежам, а иногда и участие в них делало его отрицательной величиной (совместно с Аксаковым и некоторыми другими ограблены были мало тронутый Гатчинский дворец, о чем со стороны советской власти предложено было Эстонии заставить вернуть украденное или выдать винтовки)7
Белое движение было для Видякина выгодной авантюрой, давшей ему возможность после распада Армии заняться в Эстонии торговыми и заводскими предприятиями в то время, когда лучшее боевое офицерство, не смогшее оттуда выбраться, томилось на лесных разработках, а часть была выдана эстонцами большевикам.
Мог ли подобный офицер быть ответственным начальником штаба, руководителем боевых единиц и военных операций.
Преступно-безразличное отношение к убийству Щуровским мичмана Ломана, наложение на него только домашнего ареста, запрещение чинам штаба присутствовать при погребении убитого офицера и оказывать ему воинские почести, становится понятным только тогда, когда в эстонских газетах уже порядочное время спустя после расформирования Сев[еро]-Западной армии появилось сведение, что г-н Видякин высылается из Эстонии как большевистский агент (удалось остаться в Эстонии). Как и многие другие, «дельный и работоспособный, со здравым смыслом», поручик Видякин был предан военному суду Сев[еро]-Зап[адной] армии, избежал которого только из-за ее развала.
Поневоле напрашивается вопрос, чем руководствовался ген. Родзянко, избрав пор. Видякина начальником штаба корпуса. Удивляешься аттестации генерала на стр. 56 его воспоминаний, и как-то сама собой возникает мысль о правдивости слухов, что только благодаря этим проходимцам, недостойно носившим «белый крест» — высокий знак армии, ген. Родзянко стал начальником отряда, корпуса и армии.
Ротмистру Журавлеву гораздо более подходила роль по-крывателя фальшивомонетчиков, каковым он стал под руководством батьки, чем ответственная должность начальника оперативного отделения штаба отдельного отряда (стр. 26).
Штабс-ротмистр Щуровский, я бы сказал, был работоспособным и толковым большевистским агентом, но отнюдь не офицером, а тем более начальником контрразведки, а потом оперативного отделения.
Об его пьянствах и скандалах, о его грубом отношении к подчиненным и офицерам штаба неоднократно докладывалось генералу Родзянко, который почему-то не находил нужным это прекратить, отчего росло сильное недовольство и возмущение шт.-ротм. Щуровским, косвенно задевая и генерала Родзянко.
В силу ли своей легкомысленности, из-за отсутствия ли военного образования и опыта (как и Видякин, офицер ускоренного выпуска военного времени), из-за непонимания ли всей важности боевой обстановки, или просто из-за злоумышленных причин, но часто предавал совершенно ложную окраску событиям на фронте в своих сведениях начальника оперативной части штаба Корпуса.
Часто в сильно нетрезвом виде слишком ретиво вел оперативное дело, приводя в недоумение боевых начальников и офицеров, из-за чего часто происходили недоразумения, а то и просто неисполнение некоторыми более самостоятельными начальниками штабных приказаний.
Усиленно циркулировали слухи об участи Щуровского, как военного представителя 7-й армии, в Брест-Литовском мирном договоре.
Разраставшееся подозрение в сношениях Щуровского с большевиками, тем более, что многие секретные предначертания штаба 1-го корпуса становились известными красным штабам, заставило некоторых начальников отдельных боевых единиц собирать уличающий материал.
