Владимир Голяховский - Это Америка
Американские врачи не тратят много времени на переговоры с больными, уровень развития технологий позволяет для установления диагноза сразу посылать их на исследования и анализы. Пациенты — американцы относились к этому спокойно, но эмигранты не понимали такого подхода, им нужен был привычный старый — много расспросов, сочувствия и совсем не так много анализов и исследований.
Основная масса пациентов была из Одессы, Черновцов, Бухары и Ташкента. Они не хотели, чтобы их осматривали американцы. Когда в смотровой кабинет входил резидент, они демонстративно отворачивались и заявляли:
— Профессор Берг!.. Только профессор Берг!
Однажды, войдя в кабинет после очередного панического призыва, Лиля увидела тучную женщину средних лет. Она была недовольна и смотрела куда-то в сторону.
— Здравствуйте, я доктор Берг.
— Ничего не знаю, мне нужен профессор.
— Я и есть профессор. В Америке всех врачей называют «доктор». Что у вас болит?
— Ой, даже и не спрашивайте!
— Как же мне не спрашивать? Что-то, наверное, болит, раз вы пришли на прием.
— А я знаю?.. Всё болит.
— Что же больше всего?
— Ой, не говорите!
— Но сказать все-таки придется. На что жалуетесь?
В таких бессмысленных переговорах прошло несколько минут, пока наконец женщина не заявила:
— Ой, таки я вам скажу — мне нужна справка от профессора.
— Справка о чем? Какая справка?
— А я знаю?.. Говорю же: справка про то, что всё болит и я не могу работать.
Ах вот в чем дело! Некоторые таким образом хотели избежать необходимости работать, им нужно было пособие по инвалидности. А после категорического отказа они настаивали, чтобы обратно их отвезла машина. В этом им тоже отказывали. Тогда люди начинали злиться:
— Какие же это врачи?! Какая она профессор?! Да здесь еще хуже, чем в Советском Союзе!
* * *Но таких было не так много. В основном на прием приходили тяжелобольные, которых плохо лечили в Советском Союзе. Лиля насмотрелась на человеческие страдания.
Маленькая худенькая хромая женщина впала в истерику, и Лилю позвали к ней. Пациентку звали Фира Ферштейн, ей было уже за 70.
— Почему вы плачете?
— Они, эти молодые американцы, не хотят, чтобы вы меня лечили. А я вам заплачу, доктор. Я знаю, что в Америке надо платить. Обязательно заплачу.
— Мне не надо платить. Дайте-ка я осмотрю вашу ногу.
У нее было сильно изуродованное колено — при каждом шаге нога подворачивалась.
— Что с вами произошло?
— Это еще с войны, доктор, в оккупации случилось, пятьдесят лет назад. И все хуже становится.
Ей нужна была сложная операция — полная замена больного коленного сустава на искусственный металлический особой конструкции, для этого требовалось выпрямить кость. Лиля распорядилась, чтобы женщину положили в госпиталь и готовили к операции.
— Доктор, только чтобы вы сами делали операцию. Я американцу не дамся, — твердо сказала пациентка.
Накануне операции она рассказала Лиле свою историю.
— Когда в 1941 году началась война, мне было семнадцать. Мы жили на юге Украины, отца забрали на фронт, а мы с мамой стали пешком уходить от немцев вместе с другими. Но всех захватили, евреев отвели в отдельный лагерь. Молодых отделили от старших. На моих глазах убили маму. А потом пришли к нам, молодым. Нас держали совсем голыми. Солдаты отбирали девчонок покрасивей, чтобы насиловать, а потом убивать. Я была маленькая и такая худая, что на меня не обратили внимания, только один ударил прикладом винтовки по ноге, так что я завизжала от боли. А он смеялся. Когда они ушли, я со страху умудрилась протиснуться через узкую щель в углу сарая и какая была, совсем голая, побежала куда глаза глядят. Я бежала, пряталась, падала, хромала, но все равно бежала. Ночью я увидела хутор и постучалась. Там жила семья греков, они хорошо ко мне отнеслись, отогрели, одели, накормили и потом скрывали какое-то время. У них был сын моего возраста. Мы оба были такие молодые, конечно, мы влюбились друг в друга, и вскоре я забеременела. Потом пришла Красная армия, его взяли на фронт, и он погиб. А у меня родился сын. После войны я вернулась в Одессу, перебивалась с трудом, растила сына. Сын мой стал сапожником, прилично зарабатывал, женился. Я по — прежнему хромала, но в Одессе лечить меня никто не брался. Я думала, может, в Америке меня вылечат. Вот к вам и попала. Вы, доктор, не сомневайтесь — я заплачу вам.
Господи! Лиле плакать хотелось, слушая ее историю, а не то что деньги с нее брать…
Она сделала операцию, и через несколько дней Фира впервые за долгие годы смогла пройтись прямо, не припадая на ногу. На вечернем обходе Лиля зашла осмотреть ее, и Фира стала совать ей в руки конверт:
— Доктор, миленькая, спасибо вам за все!
— Что вы, Фира! Не стану я брать с вас деньги.
— Доктор, я обещала заплатить. Мне сын деньги прислал.
Лиля присела на край кровати и взяла ее за руку:
— Забудьте про это.
Фира заплакала.
— Почему вы плачете?
— Ой, это всё из-за вашей человечности. Я ведь знаю: доктора на кровать к своим больным не садятся.
Лиля запомнила это простое и точное определение — «доктора на кровать к своим больным не садятся». Верно — большинство не садится. Но связь врача с больным не только профессиональная, она прежде всего человеческая…
* * *Полгода спустя в клинику привезли на каталке лежачую больную. Эта 55–летняя женщина была не в состоянии ни ходить, ни сидеть — ее ноги не сгибались в тазобедренных суставах. Звали ее Алла Беккер. Она рассказала Лиле:
— Десять лет назад мне делали уколы в ягодицу и внесли заражение, началась инфекция. Потом много раз вскрывали гнойники, но инфекция распространилась на суставы, и произошло их полное заращение. Ноги стали как палки, я могу только лежать или стоять. Вы меня извините, но скажу вам как женщине: развести ноги я тоже не могу, мочиться и оправляться могу только стоя.
Рентгеновский снимок показал полное заращение обоих тазобедренных суставов, анкилоз. Ничего подобного Лиля никогда не видела и поражалась, как в Одессе допустили, чтобы заражение от уколов привело к такому осложнению. А Алла продолжала:
— У меня в Одессе есть хороший друг, известный хирург профессор Гершунин. Он пытался меня лечить — ничего не получилось. Он сказал, что вылечить меня может только чудо. А год назад у нас в городе состоялся съезд хирургов — травматологов и ортопедов. Съехались все светила, меня им показывали, но никто не взялся меня лечить. Доктор, дорогая, я приехала в Америку с одной мечтой, чтобы вы, вы вылечили меня.
