Александр Городницкий - Атланты. Моя кругосветная жизнь
Огромное впечатление производят музеи, расположенные на Моллу, а их там великое множество, в том числе довольно большой музей Холокоста. Вход в музей несколько дней в неделю бесплатный. Наряду с прекрасными музеями классического и современного искусства, на меня сильное впечатление произвели музей космоса и аэронавтики и особенно музей истории мира с его движущимися панорамами и макетами динозавров, птеродактилей и других древних обитателей нашей планеты.
В Вашингтоне, в музее истории мира,
(Не пройдите, когда там окажитесь, мимо),
В допотопных долинах рычат диплодоки,
Неподвижные, словно дредноуты в доке.
Там зубастые птицы застыли в полете, —
Вы сегодня таких на Земле не найдете.
Это слева от вас происходит, а справа
Из вулкана, светясь, извергается лава,
В океане плывут кистеперые рыбы,
Оставляя в воде голубые разрывы.
Птеродактили в тучах, внизу – стегозавры,
Входят легкие в моду уже, а не жабры,
И леса, на ветру колыхаясь упруго,
Превратятся не скоро в сегодняшний уголь.
И любуется сверху морями и сушей
Всемогущий, Всеведущий и Вездесущий,
Отдыхая в начале рабочей недели,
Не спеша перейти к неудачной модели.
Вашингтон, стоящий на границе штатов Виргиния и Мэриленд, состоит, по сути, из нескольких уютных и красивых городков – Александрия, Джорджтаун и других, входящих в расположенный на берегах бурной и порожистой реки Потомак округ Колумбия. Летом здесь бывает невыносимо жарко из-за высокой влажности, а самая хорошая погода наступает в апреле, когда зацветает сакура – японская вишня. Целая роща этих деревьев была подарена Вашингтону в начале прошлого века императором Японии, и они прекрасно привились на берегах Потомака. До Хиросимы тогда было еще далеко. Теперь праздник весеннего цветения вишни – «Шерри-блоссом» – один из самых торжественных и ярких праздников американской столицы. Он сопровождается театрализованными шествиями, фейерверками и всеобщими гуляньями.
Над водою деревья свой пышный
Подвенечный надели наряд.
В Вашингтоне цветение вишни,
«Шерри-блоссом», как здесь говорят.
Этот праздник недолгий весенний,
Где невестами ветки парят,
Городское рождает веселье
И торжественный шумный парад.
Лепесток оторвавшийся, тонок,
Начинает недолгий полет
Над бурливой рекою Потомак,
Где вода у порогов поет.
Вашингтонское влажное лето
Принесет изнурительный зной.
Оттого ль, что своих у нас нету,
Так приятен нам праздник чужой?
Я не третий и все-таки лишний
В этом розовом теплом снегу.
Отцветает японская вишня
На чужом для нее берегу.
В Вашингтоне, а потом и в других городах я начал встречать давних своих знакомых и друзей, уехавших в США в эмиграцию. На первое же мое выступление в посольство России пришел Василий Аксенов, который тогда преподавал в университете русскую литературу, и в доме которого мне впоследствии довелось неоднократно бывать. Аксенов напомнил мне, что когда-то, в конце 40-х годов, мы с ним, оказывается, вместе занимались в Ленинградском дворце пионеров в студии у Глеба Сергеевича Семенова. На радиостанции «Голос Америки» я с радостью встретился с замечательным музыковедом и журналистом Владимиром Ароновичем Фрумкиным, уже упоминавшимся в этой книге, который покинул Советский Союз почти сорок лет назад. Володя тут же организовал мне выступление на «Голосе Америки», подключив в прямой эфир поэта Льва Лосева, работавшего в университете канадского города Дартмута и знакомого мне еще по Питеру. В последующие годы я много раз встречался с Володей Фрумкиным и его женой Лидой, приезжал на его семидесятилетие, по несколько дней жил в его гостеприимном доме и всякий раз не переставал удивляться широте его интересов, обнимающих, кажется, все – от музыки до политики, одаренности и неистощимой, несмотря на возраст, энергии. Талантливый музыковед и радиожурналист, один из ветеранов «Голоса Америки», один из крупнейших специалистов по авторской песне 60-х годов, ставшей теперь предметом научного изучения, автор нескольких книг о Булате Окуджаве, он и сейчас полон творческих планов и продолжает активно работать и писать. Я уже упоминал его нашумевшую статью «Общность песенных социализмов», посвященную полной идентичности нацистских и коммунистических маршей 30-х годов. Наталья Касперович на основе этих материалов сняла для немецкого и французского телевидения документальный фильм, который производит весьма сильное впечатление. Одно дело статья, а вот когда видишь в кадре старой кинохроники, как гитлеровские солдаты, раздетые по пояс, перекидывают какие-то доски на аэродроме и дружным хором поют: «Und ho er, und ho er, und ho er» («Все выше, и выше, и выше»), песню, которую мы не менее дружно и радостно пели в пионерах, это вызывает буквально шок. После событий 11 сентября Володя, как и многие другие американцы, вывесил над своим домом флаг США, и я с полным уважением и даже некоторой завистью воспринял такое несколько по-детски наивное проявление патриотизма этого умного и уже немолодого человека. В апреле 2010 года, когда я жил у него, мы говорили о том, что вот хорошо бы написать вдвоем книжку об авторской песне в России. Летом того же года они с Лидой впервые за много лет приезжали в Москву и Питер, но нам, к великому сожалению, пересечься не удалось. Остается надеяться на будущее. Как говорится, какие наши годы!
За последние двадцать лет у меня было довольно много литературных выступлений в Вашингтоне, но из всех более других мне запомнился вечер в ноябре 1993 года в общественной организации соотечественников, состоявшей в основном из российских эмигрантов первого поколения и носившей почему-то название «Литфонд». Выступали мы вместе с женой Анной перед весьма пожилой публикой, много чего повидавшей на своем веку и на первый взгляд настроенной весьма скептически. Однако вечер этот, организованный Василием Аксеновым, бывшим, как помню, вице-президентом «Литфонда» (не он ли и придумал это название в пику московскому Литфонду, из которого его в свое время исключили после скандала с альманахом «Метрополь»?), прошел неожиданно тепло. Среди прочих по окончании встречи к нам подошел высокий весьма ветхий старец в синих штанах с широкими красными лампасами и представился: «Главный атаман станицы Вашингтонская». После вечера было устроено «пати» в доме вдовы знаменитого в прошлом лингвиста Романа Якобсона, упомянутого Маяковским в его стихотворении «Товарищу Нетте – пароходу и человеку». Собралось много народу, в том числе Анатолий Найман, бывший в ту пору в Вашингтоне, и другие литераторы. Довольно много было выпито. Приехала на «пати» и Галина Васильевна Старовойтова, читавшая тогда лекции в каком-то университете в Вашингтоне. Это было время, когда многие наши демократические лидеры – Виталий Коротич, Галина Старовойтова и другие – отправились на Запад с лекциями и беседами о ситуации в России, которая после расстрела танками Белого дома в октябре 93-го года оставалась весьма напряженной. Галине Васильевне не понравилась тональность стихов, связанных с этими событиями, которые я прочитал на вечере, о чем она мне и заявила. «А вы, Галина Васильевна, теперь здесь, в Америке, российскую демократию защищаете?» – неожиданно для себя резко спросил я, обиженный ее критикой. Чувство горького сожаления и стыда за эти слова охватывает меня всякий раз, когда я вспоминаю об этом после ее злодейского убийства в Питере в 1998 году.
В том далеком теперь 1993 году, согласно плану моего незадачливого менеджера, я летал по тем городам США, где концерты, как правило небольшие, организовывали для русскоязычной публики еврейские культурные центры. Кстати, в первый же свой прилет в Штаты я обратил внимание, что в этой традиционно эмигрантской стране почти все национальные группы образуют свои общественные и культурные центры. Не говоря уже о китайцах и латиноамериканцах или неграх, которые селятся своими анклавами, существуют устойчивые «комьюнити» у итальянцев, немцев, французов, греков. Совершенно иначе ведут себя русские эмигранты. Они, как правило, стараются оторваться от русскоязычной среды, поскорее войти в англоговорящую, считая это главным залогом делового и личного успеха. За редким исключением, как это было, например, в Вашингтоне, русских клубов и «комьюнити» на огромной территории Соединенных Штатов практически нет. Поэтому роль хранителей и пропагандистов русской культуры берут здесь на себя все те же многострадальные российские евреи. Именно они принимают у себя в своих небогатых «Juish Comunity Center» (по-русски – «Джуйка») российских артистов, писателей, поэтов и бардов, нередко используя для этого синагоги. Помнится, в свой первый приезд мне довелось выступать не менее десяти раз в синагогах разных городов, а один раз в Сан-Диего, в масонской ложе. Так что я теперь с полным основанием могу считать себя жидомасоном.
