Михаил Болтунов - Ахиллесова пята разведки
54
стремились отвести возможность войны между Японией и СССР. И я, находясь в Японии и посвятив себя разведывательной деятельности, с начала и до конца твердо придерживался этого указания...»
В сентябре Макс отправился во Францию, потом в Англию, оттуда в Австрию. Вновь возвратился во Францию. Из Гавра на пароходе покидает Европу. Плывет в Америку. Такой путь не под силу отследить даже самой изощренной контрразведке, и все-таки Макс волнуется. Морская полиция, на пароходе, таможенный досмотр в Нью-Йорке — всякое может случиться. А посещение германского генконсульства, объяснение с дотошными немецкими чиновниками?!
«Я очень боялся, что задержат в Нью-Йорке, — писал после войны Клаузен. — Но там мне повезло. Американский чиновник посмотрел мой паспорт, проштамповал его и вернул».
Этот эпизод авторы книги о Рихарде Зорге Мария и Михаил Колесниковы комментируют так: «Ему всегда везло, Максу Клаузену». Кстати говоря, в нашей литературе образ Клаузена, как некоего «везунчика», очень популярен. Увы, жизнь разведчика полна неожиданностей. Да, в Америке посещение таможни и германского генконсульства закончилось благополучно, но в Японии, случалось, он бывал в сантиметре от пропасти, в которую могла угодить разведгруппа.
Провалом могла закончиться поездка на такси 31 декабря 1938 года. В тот день Макс забрал передатчик из дома Вукелича, положил его в портфель и вызвал такси. Ничего не предвещало неприятностей. Машина двигалась по улице, Клаузен был в хорошем настроении. Вдруг водитель нажал на тормоз, и в автомобиль на ходу вскочил японский полицейский. Он снял портфель с радиостанцией и опустил на пол. Оцепеневший Клаузен не успел и рта раскрыть. Посыпались обычные вопросы: «Фамилия? Домашний адрес? Чем занимаетесь? Куда едете?»
Макс как мог спокойнее отвечал на вопросы, показал свою визитную карточку, водительские права. Закончив
55
допрос, полицейский поставил портфель на сидение и вышел из машины. Обычная проверка, принятая в те годы в Японии, могла стать последней в судьбе советского разведчика.
В данном случае Клаузен был ни в чем не виноват, он не совершил ошибки. Это и признал Зорге. И тем не менее все помнили, как Макс обронил в такси бумажник, в котором находился доклад группы на английском языке, для радиопередачи в Центр, помнили и полицейских, севших на хвост Клаузена и Вукелича, когда они шли топить старый передатчик, и сотрудника секретной службы, привязавшегося к Максу на пароходе. В оперативном плане Макс был скорее человеком, приносящим неудачу, чем «везунчиком». Но в то же время он был единственным, кто мог довести секретные материалы группы до ума и сердца Центра.
Хотя и тут все было не просто. Первый сеанс с Центром Макс Клаузен провел в феврале 1936 года из отдельного домика в Тигасаки, что в шестидесяти километрах юго-восточнее Токио. Этот домик они присмотрели вместе с Зорге.
Так началась постоянная радиосвязь резидентуры «Рамзая» с Центром. Поначалу она шла тяжело.
У корреспондента «3-Х» (таково условное наименование радиостанции Клаузена) и радиоузла во Владивостоке («Висбаден») были взаимные претензии: обоюдная слабая слышимость сигналов, плохой тон, низкая стабильность частоты передатчика корреспондента.
Откровенно говоря, иного и не следовало ожидать. Ведь представим себе, в каких условиях Клаузену приходилось оборудовать радиостанцию. Не было точных измерительных приборов, градуировку шкалы настройки передатчика приходилось делать на глазок, на местном рынке не всегда находились необходимые, соответствующие техническим параметрам, детали. Макс не только сам сделал передатчик, но и соорудил антенны, противовесы, телеграфный ключ.
Вот и приходилось операторам Центра во время приема радиограмм одной рукой записывать текст, другой,
56
вращая ручку настройки приемника, гоняться за гуляющей частотой передатчика корреспондента.
Не все ладно обстояло и в «Висбадене». Не было мощных радиопередатчиков, высокоэффективных направленных антенн, не хватало радиооператоров высокой квалификации.
Это сказывалось на надежности связи: сеансы затягивались на три-четыре часа, передатчик «3-Х» работал с большой перегрузкой.
Однако надо отдать должное: в Центре осознавали государственную важность сообщений резидентуры «Рамзая» и принимали все усилия для улучшения связи. Во Владивосток выехал инженер научно-исследовательского института по технике связи РККА Иван Артемьев. Впоследствии Иван Николаевич Артемьев возглавит отдел радиосвязи Главного разведуправления. В свою очередь, в резидентуру было направлено письмо. В нем говорилось: «Важнейшими сторонами вашей работы, от которых зависит дальнейший ее успех, являются укрепление легализационного положения, а также сохранение и надлежащее использование аппаратуры М.Клаузена.
Мы прекрасно понимаем, что при оборудовании радиостанции вам приходится сталкиваться с разными трудностями. Помните, промахи в этом деле угрожают катастрофой. Вот почему убедительно просим вас ни на минуту не оставлять без присмотра это хозяйство и не забывать, что при малейшем попустительстве и даже пустяковом промахе мы можем лишиться самого решающего звена в вашей работе — связи.
Повторяем: эти два вопроса являются для вас основой основ».
Получив такие указания из Центра, резидент и радист очень тщательно готовились к проведению каждого сеанса связи. Радиостанция перемещалась по разным адресам. Клаузен работал из своей квартиры и своего служебного помещения, из квартир Зорге, английского журналиста Гюнтера Штайна, летней виллы Вукелича в Мегуро и других мест.
57
Выбирая радиоквартиру, Макс исходил из того, что лучше всего обосноваться для сеанса в большом здании в городе, где затруднена пеленгация станции. Вместе с тем он понимал, что в большом городе велики потери излучаемой мощности передатчика. Поэтому в каждом конкретном случае он учитывал различные факторы: время и условия работы, обстановку в районе, вокруг здания, скрытность подхода к нему, возможность наблюдения. :
Все радиоквартиры были оборудованы тайниками для хранения аппаратуры. Для этого использовались ниши в стенах, в полу, дымоходы, вентиляционные каналы.
Радиосвязь с Центром Клаузен любил проводить вечером или ночью. Программой связи было предусмотрено два-три сеанса в неделю, но работа шла ежедневно. Сеанс — не более часа. Но материала накапливалось столько, что связь затягивалась на несколько часов подряд.
Чтобы сократить время пребывания в эфире, Макс предложил свой, оригинальный вариант сокращенного кода Морзе. Применение его дало возможность ускорить радиообмен с Центром почти в два раза.
