Франсиско Мероньо - И снова в бой
Помню, однажды она встретила нас с полным кувшином молока.
- Хотите парного молока?
- Сколько здесь?
- Три литра будет...
- Да мне это выпить - одним махом, не переводя дыхания!
- А вот и нет!
- Смотрите, - поспорил я, - если выпью все, не отрываясь, то бесплатно, а если нет - плачу, как за шесть литров.
- Давай!
Взял кувшин обеими руками, расставил ноги, глубоко вздохнул и начал: "буль-буль!.. буль-буль!.." И выпил все до последней капли.
Хозяйка не ожидала этого и растерянно смотрела на меня.
Я все равно заплатил ей как за шесть литров. Она стала возражать:
- Не надо, сынок, не надо, я ведь пошутила!
- Возьмите, возьмите! Мне не нужны деньги, не на что их тратить.
Больше мы не заключали пари, но хозяйка всегда оставляла на столе специально для меня литр парного молока.
* * *
...Наконец-то МиГ-1 готов для опробования в полете. Механики работали не покладая рук, чтобы скорее поставить в строй боевую машину. Бельтран и я раньше летали на таких машинах, поэтому молодые пилоты, "пробовавшие воздух" только на истребителях И-16, смотрели на нас с уважением. На земле МиГ-1 со своими красивыми линиями похож на стремительного оленя, но в воздухе он немного тяжеловат для истребителя. Его кабина после узкой кабины И-16 кажется очень просторной. На приборной доске почти в два раза больше приборов, и к ним не сразу привыкаешь.
- Кто хочет опробовать самолет? - спрашивает товарищ Витошников.
- Кому прикажете.
- Поскольку самолет предназначен для первой эскадрильи, пусть на нем первым полетит Мероньо, - предлагает подполковник. - Затем на нем по очереди будут летать все пилоты.
Надеваю парашют, шлем, протираю стекла защитных очков и, перед тем как занять место в кабине, спрашиваю механика:
- Валентин Иванович, опробовали шасси?
- Да, да, все в норме. Мы опробовали их несколько раз. Мотор в порядке, работает как зверь, он ведь новый!
Сажусь в кабину, проверяю показания приборов после запуска мотора. Давление масла, температура воды - все в норме. До предела выжимаю газ. Прекрасно! Мотор работает как надо!
- Убрать колодки! - приказываю механикам, поднимая обе руки.
Выруливаю на самый край поля, хотя это и не нужно, но, на всякий случай, лучше иметь какой-то резерв. Вдали замечаю ориентир и плавно начинаю прибавлять обороты мотора. Этому аппарату не нравится грубое обращение, он всегда отвечает на это одним и тем же: если резко дать газ, то самолет энергично ведет вправо, и рывок трудно сдержать. Скорость оборотов винта быстро растет, и она уже достаточна для отрыва от земли. После взлета проверяю, как слушаются рули. Убираю шасси и кладу руку на регулятор шага винта. Пытаюсь его повернуть, чтобы уменьшить обороты мотора и увеличить шаг винта, но безуспешно: ручка не поворачивается, ее заклинило. Температура масла начинает резко возрастать, мотор ревет. Задевая верхушки сосен, делаю вираж и иду в сторону, противоположную взлету, не уходя от аэродрома, чтобы иметь возможность выключить мотор и сесть. Температура достигает максимума. В этот момент мелькает мысль о том, что ведь это единственный наш боевой самолет и что немцы в любую минуту могут появиться над аэродромом.
"Надо садиться!" - решаю я.
Все показатели работы мотора достигли крайних пределов. Загорается красный сигнал опасности. Еще две-три секунды - и нужно или выключать мотор, или он заглохнет, а возможно, и взорвется. Направляю самолет на зеленое поле аэродрома, выключаю мотор, выпускаю шасси, закрылки. Пять метров высоты.
Когда самолет касается земли и посадка проходит благополучно, с облегчением вздыхаю, Опасность миновала. Когда я вошел в землянку штаба, там воцарилась полнейшая тишина. В землянке было дымно от сырых дров, Бланко удивленно взглянул на меня. Витошников глухим, напряженным голосом спросил:
- Тебе что, жить надоело?
- Нет, товарищ подполковник. Я еще хочу сбить не один фашистский самолет, а сейчас я сделал все, что мог, для спасения самолета, ведь он у нас один.
- А если б ты разбился? Ты должен был садиться по прямой, с убранными шасси. Так положено по инструкции.
- Тогда сломал бы самолет или, по крайней мере, винт.
- Самолет мы починили бы, а вот если б ты разбился... Ты сообщил механикам о неполадках?
- Да! Они уже занялись осмотром. Когда на самолете будут устранены неполадки, разрешите мне повторить пробный полет.
- Нет! Теперь я сделаю это сам! А почему ты не попробовал машину на земле, до взлета?
- Пробовал, все приборы работали хорошо!
- Когда самолет будет готов, я сам его опробую. Я не имею права рисковать вашей жизнью. Вам, испанцам, еще предстоит освобождать Испанию от фашизма.
- А что, по-вашему, скажут другие пилоты? Мне будет очень неловко, если вместо меня полетите вы!
- Пусть говорят, что хотят. Полечу я, и все тут! Бланко молча слушал наш разговор, а когда Витошников вышел из землянки, сказал мне:
- Ты не имеешь права пререкаться с командиром полка.
- Ты разве не слышал, что он сказал? Я не хочу, чтобы меня опекали!
- И все же надо научиться выполнять приказы. Здесь мы все - военные.
- Да, но ты пойми, Витошников не летал на "миге", он летал на "харрикейнах" на севере. Ты не прав. Я должен опробовать самолет до конца, а потом пусть летит он.
Капитан Фернандо Бланко во всех своих движениях точен, как хорошо налаженный автомат. Он посмотрел на меня в упор, как бы пронизывая насквозь. У него всегда спокойное лицо, он, как никто, умеет убеждать словом. Высокий, худой. Остановившись на пороге, поднял руки и, коснувшись ими потолка, посмотрел на меня с доброй, благожелательной улыбкой. По профессии он химик, был преподавателем в Академии сельхознаук. Мы всегда прислушивались к его советам, и на этот раз он убедил меня.
Проходит час. Репродуктор постоянно сообщает данные о вражеских самолетах: "Воздух! Самолет Ю-88, квадрат тридцать три, курс триста шестьдесят градусов, высота четыре тысячи метров, "Воздух! Самолет "Хейнкель-111", квадрат двадцать восемь, высота пять тысяч метров", "Воздух!.. Воздух!.. Воздух!.." А мы бессильны что-либо сделать.
Звонит прямой телефон с аэродрома. Бланко поднимает трубку:
- Самолет МиГ-1 готов к полету! Бланко звонит по другому телефону:
- Подполковник Витошников? "Миг" уже готов! Полетите вы или разрешите это сделать Мероньо?
- Нет! Нет, сам полечу!
Через несколько минут появляется подполковник. Он уже в шлеме. В руках - очки.
- Пошли! - говорит он мне. - Будешь поддерживать связь со мной по радио.
- Разрешите мне полететь, товарищ подполковник, - настаиваю я.
- Не будем об этом, я же сказал!
Бланко провожает нас до порога, смотрит нам вслед. Мы шагаем к аэродрому, а Бланко возвращается в штаб. Там на столе, сколоченном из досок, расстелены карты. Одна из них висит на стене. Эта карта усеяна различными значками, обозначающими линию фронта. Там же проставлено сегодняшнее число - 20 сентября 1942 года. На другой карте, расчерченной на множество квадратиков, девушка-оператор передвигает маленькие фигурки вражеских самолетов и хорошо отточенным карандашом наносит данные об их передвижении, высоте, курсе. Со стороны может показаться, будто она просто играет.
