Дэни Вестхофф - Здравствуй, нежность
Когда мне исполнилось десять или одиннадцать лет, моя мать вполне резонно посчитала, что я должен регулярно заниматься спортом. Помимо физических и физиологических преимуществ, необходимых для мальчика, единственного ребенка в семье, спорт, по мнению матери, обладал и рядом других достоинств. Например, он позволял познать себя, выявить свои пределы скорости, силы и выносливости, сопоставив их с другими. Ее решение отдать меня в теннисную секцию было, как всегда, справедливым, учитывая мой рост, худощавое телосложение и нашу общую любовь к скорости. И хотя мы тогда жили напротив Люксембургского дворца, где теннисных кортов было в избытке и записать меня на занятия не составляло никакого труда, а сам теннис представлялся идеальным видом спорта для меня, я наотрез отказался от этой идеи. Не помню наверняка, что занимало тогда мою голову, но вот тенниса там не было — это точно.
Однажды мать позвала меня в свою комнату (расположенную на первом этаже с видом на Люксембургский дворец), что было принято считать увертюрой к серьезному разговору по душам, и объявила, что собирается построить в Экемовиле теннисный корт или бассейн. Последнее слово было за мной, поскольку сама мать еще испытывала некоторые сомнения по этому поводу. В любом случае играть на корте (или плавать в бассейне) предстояло мне и нашим знакомым. Дело в том, что с момента аварии мать больше не могла бегать и уж тем более поспевать за мячом. Впрочем, именно это печальное происшествие и навело ее на мысль о строительстве бассейна. Я же, живо вообразив себе лазурную плитку и водные блики, не раздумывал больше ни секунды. Мать наняла архитектора, который выкопал огромную яму (двадцать один метр в длину, десять метров в ширину и два метра восемьдесят сантиметров в глубину) на лугу, за домом, неподалеку от тюльпанных деревьев. Шел 1973 год. На строительство бассейна ушло много времени, поскольку требовалось найти облицовочную плитку, достаточно устойчивую к суровым условиям нормандской зимы, а также систему подогрева, подходящую как для летнего, так и для весеннего времени.
Когда бассейн был наконец построен, мы с отцом находились в Экемовиле. По-моему, это случилось весной 1974 года, на Пасху, потому что тогда я был на каникулах. Архитектор и его жена остались с нами поужинать. В тот момент, когда они уже должны были уходить, я почувствовал необъяснимую тревогу. Что-то будто бы изменилось — отец тоже казался напряженным. А потом мы узнали, что архитектор с женой разбились насмерть всего в нескольких километрах от нашего дома. В тот вечер они много пили. А напряжение, которое я ощутил, объяснялось тем, что отец отговаривал их садиться за руль в пьяном виде.
Обычно, когда в доме были гости, ужинать садилось человек восемнадцать, если не больше. За столом всегда царила радостная, веселая атмосфера. Кухней в Экемовиле заправляла смотрительница, мадам Марк. Она была жизнерадостной, оригинальной, любила деревню и знала много всего интересного. Мы ее очень любили, и она платила нам тем же. Летом в Экемовиле довольно часто было весьма оживленно или, как говорила мать, «суетно». Дома частенько разгорались страсти, разыгрывались настоящие драмы. Мать слушала, утешала, советовала, успокаивала. Порой некоторые люди, приезжавшие к нам из Парижа в слезах, возвращались домой заметно повеселевшими. Другие же, отправлявшиеся во второй половине дня на приступ казино в Довиле, очень часто по возвращении имели такой бледный вид, о происхождении которого можно было и не спрашивать. Помню, как однажды летом нам пришлось спасать от верной смерти в бассейне певицу Барбару. Несмотря на то что она совершенно не умела плавать, решимость ее была непоколебима, так что не успели мы и глазом моргнуть, как она уже пошла ко дну. К счастью, на помощь ей пришла Франсуаза Жанмэр, которая, как я потом выяснил, была чемпионкой по плаванию.
Если не ошибаюсь, тем же летом Франсуаза облюбовала мотоцикл моего дяди Жака и на одном из поворотов по дороге в Трувиль благополучно с него слетела, впрочем, ничего особенно себе не повредив. И я почти уверен, что (опять-таки) тем же летом мамин «Лотус супер севен S1», который ей подарил ее друг Питер, завяз в песке на пляже Пенндепи, так что матери даже пришлось вызывать на помощь трактор. Я считаю, что к вождению на пляже мать побудил фильм «Афера Томаса Крауна» (1968), где Стив Маккуин и Фэй Данауэй носятся на большом внедорожнике по пляжным дюнам. «Супер севен» была низкой, легкой и очень подвижной. И хотя ездить в ней одновременно могли только двое, на сиденьях можно было вытянуться чуть ли не в полный рост. Разумеется, ее четырехцилиндровый двигатель не мог сравниться с мощными моторами спортивных автомобилей, но исключительная маневренность с лихвой компенсировала этот недостаток. Благодаря трем основным качествам — скорости, быстрой реакции и подвижности — «маленький лотус» быстро стал любимцем моей матери, к которому она испытывала настоящую привязанность. Пожалуй, подобные чувства она испытывала лишь к одной машине — «Феррари 250 Калифорния», которую она нежно называла «маленькой Феррари».
Во второй половине дня, если погода позволяла, мать обычно брала меня с собой покататься. Наш «Лотус» выезжал из особняка налево, затем через двести метров поворачивал направо, делал крутой поворот, проезжал по узкой улочке прямо до местечка под названием Барневиль-ля-Бертран (где в январе 1962 года поженились мои родители) и дальше, три или четыре километра — по ложбинам, подлескам и пастбищам.
Помню, как Жак, брат моей матери, впервые приехал в Экемовиль за рулем своей «Миуры». Еще издалека заслышав пронзительный рев двигателя «Ламборджини», мы сразу догадались, что это он, и мать уже заранее ждала его на пороге. Мы все сгрудились перед домом, раздираемые нестерпимым желанием лицезреть наконец это грохочущее чудовище. По-моему, мы как раз тогда собрались небольшой компанией: Бернар Франк, Пегги Рош и Шарлотта Айан. И хотя мы ровным счетом ничего не смыслили в машинах, автомобиль Жака произвел на нас поистине неизгладимое впечатление. Вне себя от восторга мать тут же захотела прокатиться, и они с Жаком умчались в поле, растворившись в оглушительном реве мотора.
Мне было лет двенадцать или тринадцать, когда Жак заехал в Экемовиль на выходные в компании Элизы — высокой привлекательной брюнетки, и я был буквально очарован ее утонченной грацией и элегантностью. Она привезла с собой щенка овчарки по кличке Волк. Это была любовь с первого взгляда: на протяжении всех выходных, вплоть до отъезда дяди и его любовницы, мы с Волком не расставались ни на минуту. И хотя я так его больше ни разу и не увидел (возможно, он уже умер), я вспоминаю о нем до сих пор.
