М Стрешинский - Генерал Симоняк
Блиндаж затем заполнила группа артиллеристов. Командир артиллерийского полка майор Иван Осипович Морозов доложил о боевой готовности дивизионов. Комбриг потребовал:
- Все орудия укрыть, для каждого строить дзот.
- Есть вопрос, товарищ полковник, - сказал майор Морозов. - У нас нет дальнобойной артиллерии. Как же бороться с вражескими батареями? Может, выдвигать огневые позиции вперед?
- Идея правильная, хоть и кажется рискованной, - после минутного раздумья сказал Симоняк. - А чтоб меньше было риска, стройте дзоты покрепче. Но помните: на что раньше уходил месяц, сейчас нельзя тратить больше недели.
Рано утром командир бригады ехал к Петровской просеке.
Солнце поднималось, окрасив в багровый цвет морские просторы. Вдали виднелись туманные силуэты сторожевых судов. На побережье в лесу всё дышало теплом и покоем. Как будто и не было войны.
К штабу второго батальона вела узкая тропка. Шагая по ней, Симоняк столкнулся с майором Путиловым. Взглянув на его усталое лицо, на запыленные сапоги, командир бригады понял, что начальник штаба 335-го полка провел не один ночной час на переднем крае.
- Как там?
- Пока не стреляют, но и ведут себя не так, как прежде.
- А что?
- Очень много наблюдателей у них. Подходят к самому противотанковому рву. И вот еще: начали разбирать железнодорожную линию на Выборг. О молоке вам докладывали?
- Да. Как дело было?
- Вчера мы направили, как обычно, солдат к шлагбауму за бидонами с молоком и сметаной. Вернулись они с пустыми руками. Я сам решил сходить. Из пограничной будки выскочили два стражника. В чем дело? - спрашиваю. - Где молоко? - Ничего, - говорят, - вам не будет больше. И нахально смеются. На этом дипломатические переговоры закончились.
- Вряд ли придется возобновлять их, - сухо произнес Симоняк.
Он отпустил Путилова, а сам со связным направился дальше. В штабе батальона ни Сукача, ни Меньшова не оказалось. Они, как доложил дежурный, находились на Петровской просеке.
Всех тянуло туда, к переднему краю, где лишь небольшая полоса земли отделяла наши позиции от финских.
Ночь напролет ползал по Петровской просеке командир саперного взвода Анатолий Репня. Для саперов горячие дни начались много раньше. Еще в апреле сорокового года, едва первый эшелон высадился на Ханко, Репня и его товарищи москвич Анатолий Думчев, татарин Фасах Кашапов, украинец Михайло Лономаренко облазили с миноискателем буквально весь перешеек и южные острова. Их осторожные пальцы даже в темноте на ощущу распутывали переплетения тонких, как волос, проволочек и вынимали взрыватели из мин. Этому искусству саперы научились в боях на Карельском перешейке. А в последние дни они под покровом белесой весенней ночи ставили минные поля, малозаметные препятствия перед нашим передним краем. Приходилось работать лежа на земле метрах в двадцати от финнов.
...Симоняк нашел саперов в небольшом овражке. Они отдыхали после напряженной ночи. Лежали на зеленой траве, подставив почернелые, измазанные лица утренним лучам солнца.
- Это что здесь за курортники?
Репня мигом вскочил.
- Курорт у нас ночью был, товарищ полковник. Настоящий. С грязевыми ваннами.
Симоняку нравился Репня, живой, находчивый, бойкий на слово. Видимо, от отца, участника гражданской войны, унаследовал он и бесстрашие, и верность революционному долгу. Воинскую службу Репня любил всей душой, а саперное дело ставил выше всяких других. Стараясь обосновать это, он приводил множество исторических примеров, начиная с обороны Сиракуз.
- Почему, товарищ полковник, римляне не смогли захватить этот городок? Им помешал Архимед. Он ведь жил в Сиракузах, по его чертежам горожане и построили укрепления, катапульты, камнеметы, разные ловушки. Ткнулись римляне и получили по зубам Пришлось уходить не солоно хлебавши.
- Всё это так, - засмеялся Симоняк. - Не прав ты в одном: другие военные профессии недооцениваешь. Ладно, поймешь со временем, а про Сиракузы не забывай, ханковский Архимед...
Сейчас, пошутив с лейтенантом насчет курорта, Симоняк спросил:
- Весь участок заминировали?
- Так точно, товарищ полковник.
- О Сиракузах-то помнишь? И нам надо сделать так, чтобы всюду, куда бы ни ступил противник, его смерть ждала.
- Наделаем сюрпризов. У нас архимедов много.
Комбриг пожал руку саперу и двинулся дальше.
В окопах переднего края лежали бойцы в маскировочных халатах, неотрывно наблюдали за той стороной. Остальные солдаты размещались несколько поодаль - в укрытиях. Десять дней назад они пришли сюда по боевой тревоге. На границе еще было тихо, но все ждали - вот-вот начнется.
Всем хотелось узнать от командира бригады - можно ли верить нейтралитету, о котором говорят финны, как вести себя, если вдруг двинутся к нашим позициям?
- А вы как сами думаете? - спросил Симоняк. - Мы же их в гости не приглашаем...
- Полезут - будем бить, - донесся до комбрига голос снайпера Сокура.
- И покрепче! - одобрил комбриг. - Чтоб неповадно было нос свой совать куда не следует.
Один из бойцов заметил, что противотанковый ров впереди наших позиций плохо просматривается, противник может к нему подойти незамеченным.
Комбриг похвалил бойца.
- Да это же старый знакомый. Рядовой Бондарь?
- Так точно!
- Парень ты, видать, глазастый. Думаешь о деле. А та ночная тревога, когда без портянок на мороз выскочил, видно, на пользу пошла.
Начальнику штаба батальона комбриг приказал на ночь выдвигать секреты для наблюдения за рвом.
В штаб бригады Симоняк вернулся около полудня. Кетлеров доложил, что звонил генерал Кабанов. Интересовался, как дела.
Симоняк тотчас соединился с командующим базой.
- Что делать, Сергей Иванович? - спрашивал он. - Совсем наглеют нейтралы. Открыто лазают по просеке, фотографируют наш передний край.
- Что делать? - переспросил Кабанов. - Не мешало бы с них спесь сбить, да сам знаешь: не ведено.
- А как там у вас?
- Пока тихо.
Разговор не внес особой ясности. Странно получалось: нет мира и нет войны.
8
Двадцать шестого июня финский президент Рюти, ободренный быстрым продвижением немецкой армии, объявил, что и Финляндия начинает священный поход на Восток.
В тот же день на базу из штаба Балтийского флота пришла лаконичная телеграмма: Действуйте по обстановке.
Вот всё и прояснилось, - подумал Симоняк.
Пока в блиндаже собирались офицеры штаба, он услышал приглушенные расстоянием разрывы. Финны открыли огонь.
- Ну, теперь и мы молчать не будем, - произнес он вслух. - Передать в части: огонь по вражеским наблюдательным пунктам и артиллерийским позициям!
Забушевал шквал огня. Стреляли дивизионные пушки, минометы. В нараставший гул канонады врывались рокочущие басы тяжелых морских орудий. Это стреляли гангутские моряки с южной оконечности полуострова, с островов и кораблей.
