Николай Павленко - Меншиков
Верфь находилась под особым присмотром Меншикова. Олонецкий комендант Иван Яковлевич Яковлев едва ли не в каждом письме Меншикова мог прочесть слова: «корабль и другие суды строить с великим смотрением неотложно»; чтобы «пушки лили безо всякого мотчания»; «как наискоряе в деле поспешай»; «чини по сему, не отлагая в даль времени». С верфи поступали обнадеживающие сведения: «На Олонецкой верфи корабельные строения строятся, милостию Божиею, в добром поведении»; «Во известие тебе, государю, буди: на Олонецкой верфи корабли строятся во всяком поспешании».[24]
Входя в курс дела, Меншиков накапливал опыт администратора и военачальника. Уже в эти годы его письма к царю или распоряжения подчиненным отличались деловитостью и лаконичностью – в них ни одного лишнего слова. Опять напрашивается сравнение: фаворит усваивал и тон, и манеру писем Петра.
Вот письмо Меншикова к царю в Воронеж от 9 февраля 1703 года; в нем он сообщает, что прибыл в Шлиссельбург, что до его приезда у пяти паузков «дны сделаны и бока станем обивать тотчас». Но дела вновь зовут его в путь, и он делится планами: «Еще 5 паузков заложа, я поеду на Олонец для осмотру вырубки лесов, и чаю, что на Олонце заложу при себе шмак, также и на Сясю поеду немедленно».
Меншиков готов ради дела поступиться спокойствием и удобствами оседлой жизни. Он весь в движении и непрестанных заботах, всюду он присматривает за тем, сколь успешно выполняются его задания, и на месте вносит необходимые поправки.
Память Меншикова удерживает сотни имен и дел. 17 октября 1703 года он отписывает Яковлеву: «Для пряжи канатной и для дела канатов на верфи велено взять из Нижнего мастеров, сколько возможно, и о том указ послан.
Англичанина Этваллена для измерения глубины Свирью на Ладожское озеро отпусти, дав ему судно, какое пригоже, по разсмотрению… Лукьяна Верещагина в леса те, которые он описывал, пошли для рубки дубового лесу и кривуль…»
От Яковлева он тоже требует полной самоотдачи: в апреле 1703 года Меншиков велит ему отправиться на Сясское устье, где строились корабли, чтобы «присмотреть» самому, что там делается, ибо это «государю зело будет угодно».
Поражает превосходное знание Меншиковым обстановки на Олонецкой верфи. Сидя в Шлиссельбурге, он, кажется, видел, что там делается, не хуже, чем олонецкий комендант. Яковлев как-то пожаловался губернатору на Московскую ратушу, задерживавшую отправку парусных полотен. Меншиков тут же попрекает коменданта: «В том на ратушу и слагаться тебе не для чего», так как в Москве находился специальный человек, Автомон Телицын, употребляя современную нам терминологию – «толкач», которому вменено выбивать в Москве припасы и отсылать их на верфь. Комендант жалуется на нехватку подвод, чтобы отправить те припасы. Меншиков счел, что Яковлев обратился к нему преждевременно, не использовав своей власти: «Ты впредь о том ко мне не пиши, да и писать не для чего», так как к верфи приписаны города, где и надлежит брать подводы. На худой конец, можно использовать подводы, прибывающие с грузом из Москвы. Их, советовал Меншиков, и нагружать припасами, когда они будут возвращаться в столицу.[25]
20 июня 1705 года Яковлев пишет Меншикову: «Известно тебе, государю, буди: на Олонецкой верфи состроенный корабль, шнявы и галеры спущены на воду и оснащены и в Санкт-Петербург отпустим вскоре, но есть, государь, остановка за железом, за якори, за пушки. С заводов по сие число никаких припасов в привозе нет, и железом у нас исправлялись прошлогодским привозом. И о том многажды к Алексею Чоглокову писано, а отповеди нет».
Александр Данилович усмотрел в этой жалобе попытку Яковлева без всякого на то основания опорочить службу управителя Олонецких железных заводов Чоглокова. Поэтому жалобу коменданта он отклонил, сочтя ее зряшною. «Писать было многократно не надлежало», – отвечал Меншиков, так как все припасы готовы, но не отпущены «за неочищением ото льду Онежского озера».
Взаимные жалобы Чоглокова и Яковлева обнаруживали натянутые отношения, вредившие делу. Ответ Меншикова содержал любопытное внушение: «Для Бога в делах с Алексеем Чоглоковым имейте согласие и друг на друга многократно писать оставьте. Сами вы ведаете, что не постороннее какое, его великого государя дело на вас положено, и доведется вам в том друг другу вспоможение чинить».[26]
В требованиях Меншикова неукоснительно и без всяких оговорок выполнять как царские, так и личные повеления нетрудно разглядеть стиль Петра. И Меншикова, и царя мало волновал вопрос, как будет выполняться поручение, сколько оно отнимет сил и как отразится на благополучии и здоровье людей, – важен был конечный результат.
В конце февраля 1704 года Яковлев доносил о падеже лошадей на Олонецкой верфи. Ответ Меншикова: «Да ты ж пишешь, что лошади мрут, и ты как ни на есть исправляйся, без чего быть невозможно – хотя и мрут, однако ж делать надобно». Суровый рационализм Меншикова проявлялся не только в отношении лошадей, но и людей. В списке присланных в Шлиссельбург плотников обнаружилось около половины беглых. Меншиков потребовал от Яковлева, чтобы бежавшие были выловлены и присланы в сопровождении караула скованными. Это распоряжение не должно удивлять: не только строителей, но и рекрутов тоже часто доставляли в оковах. Удивляет другое: Меншиков делает вид, что якобы не может взять в толк, почему они бежали, будучи, как он полагал, вполне удовлетворены всем необходимым. «Олонецкие ж работники, – недоумевал он в письме к Яковлеву, – из Шлиссельбурга с работы бегают непрестанно, хлеб им и кормовые деньги дают по вся месяцы без задержания, а бежат невем от чего».[27]
Ничего загадочного в поведении плотников не было. Они бежали из-за тяжелых условий жизни на верфи и на заготовке леса, изнурительного труда, отсутствия крыши над головой. Отсюда огромная смертность мобилизованных работников, о чем, конечно же, знал Меншиков, ибо ему то и дело сообщали: «Присланные с Москвы и из городов прошлых годов разных дел мастеровые люди померли, а иные хварают» или: «Плотниками в работе зело имеем оскудение, понеже многие свои сроки отжив, померли».
Меншиков давал подчиненным наглядные уроки безволокитного ведения дел. 26 марта 1704 года Яковлев послал письмо, в котором жаловался Меншикову на недостаток прядильщиков для изготовления канатов. Если бы подобная жалоба была адресована какому-либо московскому приказу, то истекли бы недели, если не месяцы, прежде чем громоздкий и неповоротливый приказный аппарат как-нибудь на это отреагировал. Меншикову понадобился день-другой, чтобы не только ответить Яковлеву, но и принять необходимые меры. «Ты пошли от себя, не медля, посыльщиков, – писал он Яковлеву 2 апреля, – в Ярославль, на Вологду, в Каргополь, на Мологу и вели взять прядильщиков сколько надобно […] а к воеводам в те городы указ отселе послан».[28]
