Жаклин Паскарль - Как я была принцессой
Я и сама с энтузиазмом мечтала о том, как когда-нибудь стану воспитывать своих детей, и твердо верила, что в моей жизни никогда не будет ничего важнее семьи и мужа. Когда Бахрин прямо спросил меня, что я думаю о браке и детях, я без колебаний ответила, что верю в то, что браки заключаются на всю жизнь и что никогда не соглашусь перепоручить воспитание своих детей кому-нибудь другому. Бахрин удовлетворенно улыбнулся: судя по всему, я выдержала какое-то испытание.
Однажды – это случилось в день Кубка Мельбурна, когда вся Австралия берет выходной и отправляется смотреть скачки, – мы с Бахрином поехали покататься под дождем. Немного погодя он остановил машину на обочине напротив парка и начал рассказывать о своем детстве. Он говорил долго и не останавливаясь. Начал он ровным и даже равнодушным голосом, но потом уже не пытался скрыть охватившего его волнения. Он рассказал, что стал первым внуком в семье, что брак между его отцом и матерью был чисто политическим; что в жилах обоих его родителей вот уже пять или шесть поколений течет королевская кровь.
Его мать, Тенку Залия, принцесса Тренгану и любимая дочь султана, в пятнадцать лет была выдана замуж за совершенно незнакомого ей раджу Ахмада, мелкого принца из султаната Перак, выпускника военного колледжа, двадцатитрехлетнего повесу (позже свекровь рассказывала мне, что в первую брачную ночь пережила ужасное потрясение, так как до этого ровным счетом ничего не знала о сексе и потом только тайком и изредка осмеливалась бросить испуганный взгляд на тело своего мужа; так продолжалось до самого их развода). Рождения Бахрина с нетерпением ожидал его дед – султан, бывший какой-то период и королем всей Малайзии (после того как в пятидесятых годах страна получила независимость, короля на пятилетний срок выбирали главы султанатов из своего числа).
В старом султанском дворце Истана Мазия, стоящем у самого устья реки Тренгану, все было подготовлено для стодневного «лежания» будущей матери. Специально для принятия родов ее отец пригласил английского врача. Долгожданный внук появился на свет в тот момент, когда солнце стояло в зените и по всей стране раздавался призыв к молитве. Это случилось в пятницу – самый священный день мусульманской недели и особенно удачный для рождения ребенка. Все это Бахрин рассказал мне серьезно и взволнованно.
Мы сидели в его крошечной «хонде-сивик», по окнам бежали струйки дождя, и до меня постепенно доходило значение его слов. Значит, он совсем не простой студент из Малайзии по имени Шах Ахмад, как я привыкла думать. И семья его тоже далеко не простая. Только теперь я поняла, что означала большая фотография на каминной полке, на которой были запечатлены пожилые джентльмен и леди, сидящие на троне. Выходит, это его дед и бабка.
По словам Бахрина, его дед сразу же решил, что новорожденный будет жить на территории дворца отдельно от родителей и воспитывать его будет он сам. Мать ребенка никогда физически не заботилась о нем, не кормила его грудью, не сменила ни одной пеленки; всем этим занималась его няня Зайнаб. Несколькими годами позже во дворце султана, в том же крыле, что и Бахрин, поселились и два его младших кузена, Зейнуль и Ихсан. Они росли так же, как и он сам: отдельно от отца и матери и под опекой самого султана. Никто из родителей, похоже, не возражал против такого порядка или, по крайней мере, не осмеливался высказывать свои возражения вслух. Судя по описанию Бахрина, он рос избалованным и в то же время одиноким ребенком, а его редкие попытки бунта немедленно подавлялись либо няней, либо самим султаном.
Бахрин продолжал рассказ о своей семье, а я лихорадочно пыталась вспомнить все, что мне известно о королевском доме Малайзии. Оказалось, что я не знаю о нем практически ничего. Я слышала, что в Индии принцы королевской крови считаются сотнями и что титул в наши дни не подразумевает ни королевского стиля жизни, ни богатства. Но так ли обстоит дело в Малайзии, я понятия не имела. Я увлекалась европейской историей, и все «королевское» в моем сознании было тесно связано именно с этим континентом: союзы и договоры, наука, архитектура, искусство, балет, культура, законы, легенды и мифы, великие битвы, эпоха Возрождения и интриги дипломатов – все это принадлежало Европе, а не Азии.
Я никак не могла сообразить, как эти удивительные новости повлияют на наши отношения. Может, Бахрин намекает, что теперь я должна здороваться с ним, приседая в реверансе? Мне требовалось время, чтобы все обдумать. А кроме того, из его рассказа стало совершенно очевидно, что у Бахрина было печальное и одинокое детство, без нежности и любви, которую мне посчастливилось получить хотя бы от бабушки. По моей шкале ценностей этот факт значил гораздо больше, чем все остальное.
К счастью, время на раздумья у меня было, потому что через несколько дней после этого разговора мой новоявленный принц, как и собирался, уехал на родину. До его отъезда мы так и не успели ничего обсудить.
13
Наконец-то я была свободна! По крайней мере, так мне казалось, когда наш самолет оторвался от земли Мельбурна. Я смотрела в иллюминатор на знакомый, все уменьшающийся пейзаж с силуэтами домов, но думала уже только о другом, экзотическом городе, название которого было напечатано в билете.
Я улетала в канун Рождества, и в самолете итальянской авиалинии едва нашлось свободное место. Почти все из трехсот его пассажиров возвращались домой, в Рим. Но только не я. Я наизусть выучила свой маршрут. Сначала я летела до Сингапура, а там должна была пересесть на рейс до Куала-Лумпура, столицы Малайзии. Первый отрезок этого путешествия я навсегда запомнила как самый странный полет в своей жизни. Причиной тому стало весьма необычное поведение итальянского экипажа. Едва пассажиры успели занять места, как им в руки стремительно сунули подносы с едой, а потом столь же стремительно собрали их, практически выдергивая из рук. Сразу же после этого свет в салоне потушили, и все стюарды и стюардессы буквально испарились и так ни разу и не появились, несмотря на отчаянные призывы и звонки пассажиров. Спустя пару часов большинство моих попутчиков отказались от надежды когда-нибудь снова увидеть их и уснули, но мне не давало спать любопытство, а кроме того, я очень хотела пить, поэтому решила отправиться на разведку. Осторожно пройдя между креслами с дремлющими пассажирами, я подошла к портьерам, отделяющим салон первого класса, и услышала доносящиеся из-за них звуки музыки и пьяного веселья. Заглянув в щелочку между шторами, я обнаружила, что за ними бушует самая настоящая вечеринка. Тут меня заметил стюард по имени Паоло (о чем свидетельствовала таблички с именем, висящая у него на груди) и, схватив за руку, проворно втянул в салон. Выяснив, что я тоже работаю в авиакомпании, Паоло и его друзья настояли, чтобы я вместе с ними отпраздновала приближающееся Рождество. Остаток пути до Сингапура пролетел быстро: мы пили шампанское, распевали итальянские рождественские гимны и очень веселились. Мне было немного жаль всех остальных пассажиров, даже не подозревающих, что они пропускают.
