Аквариум. Геометрия хаоса - Кушнир Александр Исаакович
Так сложилось, что в те дни, когда бывший выпускник музыкальной школы разбирался с архитектурой абсурдистских произведений «Аквариума», на одной из вечеринок он познакомился с Гребенщиковым. События развивались стремительно — уже через несколько дней они сидели дома у Гаккеля и самозабвенно музицировали. Боб играл на старенькой гитаре, а Сева — на чужой виолончели. Для разминки они воспроизвели несколько композиций Mott the Hoople, и под сводами старинного дома дуэт гитары и виолончели прозвучал не как английский фолк и даже не как американский бард-рок. Это было нечто принципиально новое.
«Весной появился Севка, и первое, что мы репетировали, была композиция “Время любви пришло”, — поведал мне Гребенщиков историю появления Гаккеля. — Тогда скрипач Коля Марков из “Акварели” недолго поиграл с нами, и мы придумали очень красивый рифф. Потом долгие годы он меня будоражил, как больная совесть, потому что никуда не был записан».
К тому времени Гаккель забыл про предыдущую группу и полностью растворился в «Аквариуме». Не без волнения он собирался дебютировать на рок-фестивале в ДК Ленсовета — при участии групп «Санкт-Петербург» и ZA. Но под предлогом «майских праздников» испуганные размером толпы чиновники отменили мероприятие в самый последний момент. И тогда бесстрашный Лёня Тихомиров предложил публике продолжить праздник жизни в Ольгино. Туда ринулось более сотни зрителей, но вскоре приехали свинцовые люди в штатском и вырубили электричество.
«Делать было нечего, и мы побрели на залив, — печально вспоминал Гаккель в своих мемуарах. — Я, Боб и Коля Марков расчехлили инструменты и решили поиграть на пляже. Мы сидели на каких-то ящиках, а вокруг нас возлежали люди. Кто-то, засучив штаны, бродил по воде. Это был настоящий рок-фестиваль. Таким оказалось моё первое выступление в этой группе».
Для «Аквариума», состав которого постоянно мутировал, появление Гаккеля стало важным приобретением. За четыре года у группы обозначились видимые очертания — но скорее на уровне идеи, чем строго выверенной формулы. Были песни, в которых практически не существовало аранжировок. Вдобавок ко всему ушёл Джордж, Дюша пропадал в театре у Горошевского, а Фана и Колю Маркова должны были призвать в армию. Всю эту зыбкость Борис ощущал кожей и пытался хоть как-то ситуацию изменить.
«Акустическая музыка, которую мы исполняем, может быть очень хороша для нас, — рассуждал тогда Гребенщиков. — Но люди, пришедшие нас слушать, не могут выдержать больше, чем пять или шесть вещей. И это не их вина. Дело в том, что такой состав, как сейчас, не в состоянии обеспечить ту гибкость и неожиданность музыки, игру без которой можно предоставить кому угодно, но не нам. А замыкаться в сплошной авангард не дело, ибо это — не наша задача».
Безусловно, в этой пессимистичной рефлексии присутствовало здравое зерно. Но в то же время жизнь не забывала подбрасывать музыкантам всевозможные сюрпризы. Так случилось, что в апреле 1975 года они внезапно обнаружили себя на фестивале английского кино в Таллине — правда пока еще без Севы Гаккеля. Истории об этом искромётном приключении я слышал неоднократно, и, хотя смысл всех «телег» был примерно одинаков, мне особенно понравилась версия Боба Гребенщикова.
«Это была типично аквариумовская ситуация, — писал Борис в одном из неопубликованных интервью. — На примате ко мне подошёл незнакомый человек, который читал газету “Правда”, и взволнованно сообщил: “Здесь написано, что в Таллине идёт Yellow Submarine!” Я говорю: “Надо ехать!”, и кидаю призыв, на который откликаются Фан, Родион, Марат и Дюша, которые едут со мной. И увидев там нарисованный от руки плакат Yellow Submarine, мы встали на колени, прямо в грязь, перед этой штукой. Потому что иначе было нельзя».
Под сильнейшим впечатлением от битловской сказки внуки графа Диффузора вернулись в Питер крайне воодушевлёнными. Теперь нашим героям казалось, что жизнь распахнула перед ними все окна настежь. А вдалеке, переливаясь игривыми красками, висела в небе огромная радуга.
ПАРТИЗАНСКАЯ КУЛЬТУРА
«Искусство — это побочный продукт нашей жизни. Человек творит себя, а произведение искусства — это всего лишь побочный продукт».
Согласно легенде мультфильм с рисованными персонажами The Beatles был просмотрен в Таллине несколько раз.
Количество сеансов могло быть и большим, но в кинотеатре появился «левый» переводчик, который транслировал не только реплики, но и тексты песен. Музыканты «Аквариума» с отвращением покинули зал и отправились покупать билеты обратно в Питер.
Стоит ли говорить, что мир вокруг наших героев больше не мог оставаться прежним. Неудивительно, что после Таллина количество «рок-интеллигентов» вокруг «Аквариума» стало расти в геометрической прогрессии. Напомним, что Гребенщиков в тот период пребывал в академическом отпуске, поэтому с утра и до вечера мог заниматься творчеством.
«Боря извлёк из космоса Севу, — пояснял мне Марат. — Некоторое время Гаккель смотрел на нас как на инопланетян. И, как мне кажется, очень хорошо описал этот период в своей книге. Со временем он приспособился и стал полноценным членом “Аквариума”. При этом всегда был обаятелен до омерзения — даже моя вторая жена глаз с него не сводила».
В свою очередь, Гаккель подтянул к «Аквариуму» новых персонажей — в частности Гену Зайцева, Колю Васина и Андрея «Вилли» Усова, который вскоре стал фотолетописцем группы.
«Сева мне взахлёб рассказывал, что у него началась другая жизнь, — припоминал Вилли Усов. — И что он находится на небывалом творческом подъёме: “Приходи, посмотри, послушай, как это у нас получается”. И в какой-то майский день я приехал к нему домой и увидел Борю. Он играл с обнажённым торсом на двенадцатиструнной гитаре, и всё это выглядело очень красиво. Мне кажется, что “Аквариум” как группа начался только весной 1975 года. Потому что всё, что было до встречи Гребенщикова с Гаккелем, по сути “Аквариумом” не являлось».
Оставим это заявление на совести Андрея, но здесь интересно другое. Поскольку сам Усов неплохо играл на гитаре, он быстро просёк, какие ветра носятся в голове у Бориса.
«С самого начала Гребенщиков играл серьёзную музыку, — говорил мне Вилли в 1995 году. — Иногда это напоминало Кэта Стивенса, иногда — Дэвида Боуи. Примечательно, что на одном из концертов Борис пел Across the Universe но не в версии The Beatles, а в аранжировке Боуи. Для Гребенщикова творчество и имидж Боуи были словно фантом. Но при этом сам Борис оказался человеком, который, помимо своих очевидных достоинств — глубокой поэзии, свободного английского и интуитивного вокала, — всегда умел быть притягательным для окружающих и мог создать вокруг песен некую тайну».
В отличие от Усова, который мгновенно погрузился в творческую кухню «Аквариума», знакомство музыкантов с Колей Васиным оказалось менее легким. Как выяснилось, Николай довольно редко выбирался из своего дома. И вот однажды музыканты дружно загрузились в холодный трамвай и направились в сторону запредельной Ржевки.
«Извольте рухнуть в клёвость!» — радушно поприветствовал их хозяин и предложил ознакомиться с подборкой акустических песен Юры Ильченко. Затем последовал концертник The Beatles, а «вишенкой на торте» стала демонстрация пластинки с автографом Джона Леннона. Диск Live Peace in Toronto был доставлен Коле Васину из Нью-Йорка — вопреки законам «железного занавеса». Это было похоже на мираж, поскольку за неделю до этого таможенники завернули на границе два альбома Фрэнка Заппы, отправленные из Финляндии для Армена Айрапетяна.
Примерно в это же время неугомонный Родион познакомил «Аквариум» со своим однокурсником Михаилом Науменко, который играл в группе «Союз любителей музыки рок» и обладал энциклопедическими познаниями в области современной музыки.
«Мы познакомились с Майком на квартире у художника Марка Зарха, — вспоминал Гребенщиков. — Всё лето у него происходили чудовищной силы тусовки — там мы дневали и ночевали. И однажды Родион привёл с собой небольшого человека… Все оказались пьяны до беспамятства, и было, естественно, очень весело: ну вот, ещё один новый приятель пришёл. Раз Родион привёл, значит, хороший человек… А у меня в тот вечер была идея, что если смотреть на мир с башенного крана, то всё будет гораздо лучше и менее печально. Поэтому я залезал на этот кран, который стоял возле дома, и смотрел на мир, а с Майком общался не очень. Меня больше башенный кран интересовал».
