Аквариум. Геометрия хаоса - Кушнир Александр Исаакович
Примечательно, что цепкая память Володи Рекшана зафиксировала немного нервную встречу с Джорджем в «Сайгоне», когда тот начал жаловаться: «Знаешь, надоел мне этот “Аквариум”, всё время играем одно и то же!» Владимир Ольгердович был удивлён, но от комментариев воздержался.
Сложно сказать, сожалел ли впоследствии Джордж о принятом решении.
«Это был сознательный поступок с моей стороны, — объяснял позднее Гуницкий. — Я увлёкся театром едва ли не раньше, чем музыкой. Если бы я тогда не бросил ударные, то, может быть, и стал неплохим перкуссионистом. Но в те времена меня гораздо больше интересовала драматургия. К сожалению, в России, самой абсурдной стране на свете, с театром абсурда всё-таки не сложилось. Возможно потому, что мы привыкли воспринимать всё слишком серьёзно».
Последний рок-концерт с участием Джорджа состоялся осенью 1974 года — на одной сцене с отколовшимся от «Санкт-Петербурга» «Большим Железным Колоколом» и группой «Россияне». Говорят, что в зал вместимостью двести мест было продано более шестисот билетов, что накалило и без того напряжённую обстановку. Как следует из воспоминаний очевидцев, «Аквариум» выступил не очень удачно — отчасти из-за Гуницкого, который не смог установить на сцене рабочий барабан.
«На этом концерте Джордж выглядел очень обиженным, — вспоминал знаменитый перкуссионист Майкл Кордюков. — И рожа у него была зверская, поскольку с каждым его ударом барабаны разъезжались в разные стороны и неумолимо двигались к краю сцены».
В тот вечер Джордж даже не пытался скрывать раздражение. В своих мыслях он находился уже очень далеко. Было очевидно, что «Аквариум» с его мифологией, записями и концертами остался для Гуницкого в «прекрасном прошлом». И больше в составе группы Джордж никогда не выступал.
МЕТАМОРФОЗЫ ГРАФА ДИФФУЗОРА
«Чем бы ты ни занимался в жизни, делай это от всего сердца».
Боб тоже не пытался скрывать раздражение. Его переполняли эмоции — уход старого друга оказался не только неожиданностью, но и сильнейшим ударом по самолюбию. Они приятельствовали более десяти лет, а теперь их пути-дороги внезапно разошлись. Причём эти события произошли в течение нескольких недель. В попытке как-то упорядочить мысли Гребенщиков написал ностальгическую композицию «Остров Сент-Джордж» и красивую балладу «Прощание с “Аббатской дорогой”». Миша Файнштейн рассказывал, как на одной из репетиций Борис взял акустическую гитару и негромко запел:
К сожалению, этот текст во многом оказался пророческим. Вскоре в семье у Гребенщикова случилось несчастье: после инфаркта в возрасте сорока восьми лет скончался его отец Борис Александрович.
«Мой муж умер в 1975 году, оставив кучу патентов на изобретения, так и не успев защитить кандидатскую диссертацию, — вспоминала Людмила Харитоновна. — Нам постоянно не хватало денег. У меня была маленькая зарплата, а он был заведующим лабораторией, но без учёной степени и получал тоже мало… Потом, работая на заводе, ему приходилось лишь тратить нервы. Борис приезжал из райкома, набив полный рот лекарств. Он пару лет проработал директором и после двух инфарктов умер».
От такого вселенского негатива здоровье вокалиста «Аквариума» серьёзно пошатнулось. Он съездил на несколько недель в Москву, затем взял академический отпуск и долго лечился. Его настроение скатывалось вниз по спирали, в чёрную яму депрессии.
«Была компания, которая жила вместе, потому что ей это было интересно, — с ностальгией признавался Гребенщиков. — Теперь мне в большей степени интересно одиночество и занятие не музыкой, а чем-то другим».
В те времена Борис частенько коротал вечера у Анатолия «Кита» Ромма, который приходился родственником известному кинорежиссёру Михаилу Ромму. В лице Кита создатель «Аквариума» обнаружил не только обладателя орлиного носа и печатной машинки, но и человека, глубоко разбиравшегося в современной поэзии. Анатолий был ярким представителем «шестидесятников», дружил с Бродским и блестяще читал его стихи с аутентичной интонацией. Каждый вечер в коммунальной квартире Ромма, стены которой были исписаны эпиграммами, собиралась творческая интеллигенция — от экзальтированных театралок до музыкантов, фотохудожников и других деятелей неофициального искусства. Литературные чтения и веселье продолжались всю ночь, а утром, проснувшись на полу, гости знакомились более вдумчиво и отправлялись пить пиво.
Такой богемный образ жизни был близок Гребенщикову. Неслучайно идеолог «Аквариума» позднее неоднократно вспоминал о Ките, выделяя его ключевую роль в формировании собственных взглядов.
«Был такой замечательный человек, его звали “Китаец”, — рассказывал Гребенщиков. — Это кличка была такая, потому что он родился в Китае. Он был на несколько лет меня старше и относился к поколению, которое слушало джаз и любило стихи. Благодаря ему я узнал Окуджаву. “Китаец” повлиял на меня сильнее кого бы то ни было, показав пример рыцарского отношения к людям. Кроме того, он меня сильно поддерживал, когда я начинал писать песни. Кит без лишних слов провёл мысль: делай, что делаешь, и никого не слушай. В мире есть вещи, которые нельзя назвать словами. Это как у Борхеса — в загадке про шахматы не должно быть слова “шахматы”. В 1977 году Кита убили, то ли кагэбэшники, то ли менты — неизвестно».
Потрясённый Борис часто начинал концерты «Блюзом для Кита», в котором были следующие строки:
В этот непростой период Гребенщиков начал ещё сильнее налегать на чтение — от трудов по индийской философии до фолиантов Толкина в оригинале.
«До Lord of the Rings я воспринимал произведения литературы как интересную, забавную, трогательную, но совершенно постороннюю вещь, — признавался Боб. — А тут я столкнулся с книгой, которая описывает меня самого — и не просто описывает, а обо мне напрямую говорит. В Толкине меня потрясло отсутствие декоративности, там всё, как я это понимаю. Вопросы благородства, чести, долга стоят так, как они стоят для меня в реальной жизни. Поэтому эта книга говорит про тот мир, в котором я живу».
К началу весны 1975 года Борис немного оттаял и написал несколько песен: «Время любви пришло», «Манежный блюз», «Хвала Шри-Кришне», а также композиции «Боги» и «Стань поп-звездой», посвящённые беседам и дискуссиям с Горошевским.
«Я помню, году в семьдесят пятом мы шли по Московскому проспекту вместе с Бобом, — вспоминал Горошевский. — Я спросил у него: “Чего ты боишься больше всего на свете?” А он ответил: “Старости”».
Так случилось, что вскоре в блокноте у идеолога «Аквариума» появились ещё несколько произведений — в частности «Мозговые рыбаки» и странные стихи про графа Диффузора. Кроме того, он начал исполнять в акустике абсурдистскую притчу «Мой муравей», написанную на древний текст Гуницкого и вошедшую спустя несколько лет в легендарный альбом «Треугольник».
