Давид Ортенберг - Год 1942
А наши войска все упорнее сражаются за каждую пядь волжской земли. К Сталинграду подтягиваются новые силы, но об этом пока мы не сообщаем. Вот только в репортаже промелькнула фраза об отваге и доблести вновь прибывших в Сталинград воинов.
В эти грозные и трудные дни не угасала вера, что мы выстоим, что немцам не прорваться через Кавказские горы, не овладеть Сталинградом. И хотя обстановка сейчас на фронтах опасна, мы в передовой статье пишем:
"Красная Армия не выдаст свой народ, свою Родину на поругание врагам. Как бы ни была тяжела борьба, как бы ни далеко продвинулись немцы в глубь советской страны, сомнение не закрадется в наши души. Мы твердо верим в свою конечную победу и должны, забыв обо всем, кроме борьбы с врагом, стиснув зубы, добиваться приближения ее часа".
Пламенные строки Некрасова переадресованы в передовой советским воинам:
Не может сын глядеть спокойно
На горе матери родной,
Не будет гражданин достойный
К отчизне холоден душой.
Ему нет горше укоризны...
Иди в огонь за честь отчизны,
За убежденье, за любовь...
Иди и гибни безупречно,
Умрешь не даром... Дело прочно,
Когда под ним струится кровь.
Со страниц газеты не сходят имена героев Сталинграда. С каждым днем их все больше и больше. Почти в каждом номере упоминается имя генерала А. И. Родимцева, командира 13-й гвардейской дивизии.
В Сталинград Гроссману ушла телеграмма: "Срочно шлите очерк о дивизии Родимцева". В данном случае слово "срочно" означало, что задание это для спецкора первоочередное. Мы не ждали от Василия Семеновича очерка через два или три дня. Мы знали, что ему необходимо время, чтобы все посмотреть, понять, почувствовать. Да и писал он не быстро, хотя приучил себя работать в любой обстановке.
На второй или третий день Гроссман прислал мне письмо:
"Тов. Ортенберг, завтра предполагаю выехать в город... Так как перенрава теперь вещь довольно громоздкая, то путешествие сие займет у меня минимум неделю. Поэтому прошу не сердиться, если присылка работы задержится. В городе предполагаю побеседовать с Чуйковым, командирами дивизий и побывать в передовых подразделениях...
Если моя поездка в город сопряжется с какими-либо печальными последствиями - прошу помочь моей семье".
Это письмо, особенно последние строки, скажу прямо, произвело на меня тревожное впечатление. Если уж Гроссман, человек истинной храбрости, немало хлебнувший всего на фронте, заговорил о "печальных последствиях", можно представить себе, что происходит на переправе и в самом городе.
Опасность, понятно, не могла остановить писателя. Он считал своим долгом быть там, где идет бой, чтобы видеть его своими глазами, рядом с теми, кто с оружием в руках сражается с врагом. Мне рассказывали, как возмутился Гроссман, когда корреспондент одной из газет во фронтовом корпункте сказал, что не обязательно, мол, самому, лезть в город и рисковать жизнью, достаточно материалов оперативного отдела штаба, бесед с людьми, приезжающими из Сталинграда. Писатель Леонид Кудреватых - корреспондент "Известий" - был свидетелем этой яростной перепалки и записал слова Василия Семеновича:
- Никто из нас не имеет права писать о Сталинградской битве, если не побывает в городе сам. Нет морального права рассказывать о боях, которых ты не видел.
Околачиваться во фронтовых и армейских тылах, добывать в тылу материал из вторых или третьих рук считалось у нас в редакции большим грехом. Особенно непримиримым был в этом отношении Алексей Сурков. В одном из своих писем, отчитываясь за фронтовые дела, он с привычным юмором писал: "Ну, что я могу сообщить о своих солдатских "подвигах"? Из окружения с боем солдат не выводил. Доты своим телом не прикрывал. Чего не было, того не было. Просто я всю войну проездил на попутных полуторках и в теплушках, набираясь там, главным образом, мудрости о войне. Старался не задерживаться в расположении фронтовых и армейских штабов, черная вдохновение в оперативных отделах. Стремился по возможности скорее добраться до полка и батальона, где, собственно, и делалась история войны в первой инстанции... Вообще же, находясь на полковых и батальонных НП или заползая в окопы переднего края, чтобы побеседовать с солдатами и офицерами, приходилось делать то, что делали они..."
Свою позицию в этом Алексей Александрович даже изложил в сатирических стихах. Зашел как-то он ко мне и вручил стихотворное послание с длинным, в первой своей части заимствованным у Жуковского названием - "Певец во стане русских воинов, или Краткий отчет об очередной командировке вашего собственного корреспондента". Есть в нем строки о том, как редактор, узнав, что "спецкора на месте нет", среди ночи разыскивает его и срочно отправляет на фронт:
...Пускай тогда до Берлина
Был путь далек и тернист,
К Валуйкам был мощно двинут
Разбуженный журналист.
Был лих измышлять заданья
Редактор тот, супостат...
Вот в сумке шуршит предписанье,
И литер, и аттестат.
Мчит "газик", и снег летучий
Вбивается в жесткий тент.
На "утке" ныряет в тучи
Ваш собственный корреспондент.
Пробив черту горизонта,
"Пробрив" овраги и лес,
В районе Н-ского фронта
Он сваливается с небес.
Если не считать шпильки редактору-"супостату", как будто ничего особенного в стихах нет. Но вот читаю вторую главу:
Болтая и споря яро,
Укутана в дым и шум,
Пасется в штабе отара
Властителей наших дум.
Ведут дебаты и споры
И в завтраки и в обед
Скучающие собкоры
Всех агентств и всех газет.
В АХО добывают водку
И ссорятся из-за пайка.
А вечером щиплют сводку,
Как жирного индюка...
По ветру настроив лютни,
В сироп макают перо
Собкоры из ТАСС и трутни
Из улья Информбюро.
Зовутся фронтовиками
Вдали от солдатских дел.
У них всегда под руками
Оперативный отдел...
В Москве же приладят каски
К свинцовым своим башкам
И будут рассказывать сказки
Доверчивым чудакам...
От этой дешевой фальши,
Как от зачета студент,
Пугливо бежит подальше
Наш собственный корреспондент.
Он птахой порхнул с порога,
Над ним небосвод, как зонт.
От штаба ведет дорога
Туда - на войну, на фронт.
Остановился я на этой главе и с укором посмотрел на Суркова:
- Алеша! Очень злые и жестокие слова. Вот так, всех огулом? Ты что же нашего брата позоришь. Справедливо ли?..
Сурков сразу же отпарировал:
- Во-первых, не всех. Тот, кому это адресовано, сразу себя найдет. Жестокая справедливость. А Крикун из "Фронта"? Еще с большим перцем.
Действительно, выведенный Корнейчуком в пьесе "Фронт" газетчик Крикун как раз такого типа человек. Драматург вложил ему в уста именно то, о чем говорил Гроссман и о чем написал Сурков: "С радостью я был бы на передовой, но как спецкор по фронту должен быть, к сожалению, при штабах..." И опубликовано это было в "Правде", а затем и прозвучало со сцены МХАТа и других театров...
