Лидия Чуковская - Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
Это — конец. Теперь ждем повесток из Суда, а суд уже будет знать, как ему решить наше дело. Защиты у нас больше нет. Общество по охране памятников — всецело подчинено Министерству Культуры.
Очевидно, т.т. Марков и Верченко, главные враги дачи К. И., не потеряли времени на пленуме… Совет Министров РСФСР уже понимает, как поступить. Он проштемпелюет решение Министерства.
Конечно, мы еще будем барахтаться и шебуршиться. Но тщетно.
А у нас уже дважды — по субботам и воскресеньям — возобновлялись работы — снова молодые люди таскали на себе бревна, цемент, песок: продолжали ремонт. Люша не скрыла от них дурных вестей. Очень нам перед ними теперь неловко, и мы не знаем, придут ли они штукатурить и красить (остальное кончено) следующий раз.
Вот Вам мой подробный ответ на Ваш вопрос: как с дачей?
_____________________
Я же теперь в большинстве случаев живу на даче не со вторника по пятницу, как зимой, а с понедельника. В мои дни посетителей нет и экскурсантов нет, и я с утра до вечера пишу (в 4-й раз!) свою книгу об М. П.[716] Я понимаю, что она будет все равно неудачной, но хочу сделать все возможное. Она сильно мешает 3 тому, но он потихоньку движется: работаю над ним в городские дни. Он каторжно труден. Очень трудны (для изображения!) годы 63–66 в биографии А. А.
528. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской29.06.83.
Дорогая Лидочка!
К ударам и потрясениям нам, казалось бы, пора было привыкнуть. Ан нет — не привыкаем. Ваше письмо больно ударило нас всех.
Я понимаю, что вряд ли можно что-нибудь сделать, и все-таки хотел попробовать. Как на грех, время летнее, отпускное, никого нет в городе. Буквально никого — из тех, на кого я рассчитывал.
Пишу Вам от руки, т. к. лента как раз неважная.
«Резон», как Вы пишете, или, точнее, причина, заставившая меня отказаться от включенных в Собрание сочинений некоторых мемуаров, — один: я не мог согласиться с пожеланием редакции — «исключить» из воспоминаний имя человека, которого я считаю и публично называю своим другом.
Я всегда следовал правилу: лучше что-нибудь, чем ничего. В этом случае (по причинам, надеюсь, Вам понятным) держусь правила Вашего: или все, или ничего[717].
529. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву18/VII 83, Москва.
Дорогой Алексей Иванович.
Пока еще я почти 5 дней в неделю живу на даче; птицы; лес; цветы…
Боюсь, это последнее наше тамошнее лето.
О даче Люша Вам все написала подробно. Спасибо Вам за Ваши попытки. Мы тоже будем делать все попытки спасти этот дом. Сейчас и стройка (достройка) продолжается: штукатурят, красят. Кому? Для кого? Мы не скрыли от строителей, какова ситуация, но они продолжают еженедельно работать… Это было бы похоже на «сказку Чуковского», вообще на сказку, если бы еще у нее был «хороший конец».
Посетители — волнами. Вчера Клара Израилевна и Люша провели 8 экскурсий!
Вообще, как сказала однажды А. А., сидя у нас под соснами: «Здесь преступно хорошо».
530. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской5.08.83. Ленинград.
Дорогая Лидочка!
Я тоже задержался с ответом. Писать было нечего, не о чем. Пытался что-то предпринять, но максимум того, что удалось сделать, — написал большое письмо Д. С. Лихачеву, который весной очень горячо отозвался на ложный сигнал, поданный Д. Е. Максимовым. Тогда многие откликнулись. Но я оказался в положении глупом, — должен был извиняться, объясняться.
— Простите, был введен в заблуждение.
Эх, кабы знать, что Дмитрий Евгеньевич слух пустил — пророческий.
Надеялся на В. В. Конецкого. Но вчера, на Машкиных именинах была у нас женщина-врач, от которой я узнал, что Виктор Викторович тяжело болен — подозревают самое страшное.
Остальных вообще нет в городе.
Знаете ли Вы Виленкина? Читали ли в последнем номере «Вопросов Литературы» его большую статью об Ахматовой?[718]
531. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву3/IX 83.
Дорогой друг, нас обеих сразу повестками снова вызвали в суд в город Видный — на вчера, на 11 утра. Мы обе перестали спать. Люшенька измучилась накануне суда отчаянно: снова металась, заверяя всякие бумаги у нотариуса и пр. Все это сквозь службу, хозяйство, экскурсии, ремонт… Люша уверила меня со слов нашей юристки[719], что мне ехать не надо, потому что раз Люша не получила ответа из Совета Министров и из Верховного Совета СССР — суд снова будет отложен. Я послушалась, не поехала, но все равно у меня высоко подскочило давление. Люша ехала из Москвы вместе с нашей адвокатессой, Женей Пастернаком, Светланой Леонидовной Собиновой-Кассиль (дочь Собинова, вдова Кассиля) — всех вызвали на один час. Потом она приехала ко мне на дачу, где мы ее ждали с Финочкой. Все оказалось правдой — наше дело отложили на 22 сентября, Пастерначье — на 13 сентября, а Светлану Леонидовну приговорили к выселению. Все вернулись убитые. Чуть только скончался Лев Абрамович, Светлана Леонидовна отдала Литфонду И дачи, а себе и дочери оставила одну комнату с балконом. Вот из этой комнаты ее победоносно выселяет Литфонд. А между тем она тяжело больна. Дали бы уж дожить… Очень трудно об этом думать.
А на даче К. И. пока что становится все великолепнее: вся отштукатуренная, выкрашенная заново в желто-золотой цвет. Выкрашены уже и все нижние окна, а вокруг дома, как прежде, растут высокие флоксы. Осталось только выкрасить окна в верхнем этаже — спешим, пока нет дождя. На днях позвонил молодой голос: «говорят незнакомые студенты. Разрешите нам приехать поработать на стройке». Вот завтра их ждем. Раздобыли лестницу. Но я весь день, сидя в городе, буду бояться 1) чтобы кто-нибудь не упал 2) как Люша одна справится с десятками экскурсантов и обедом для работающих?
Но, знаете, Алексей Иванович, Люшенька говорит: «Я не жалею, что выезжать нам придется из заново отстроенной дачи. Не следует оставлять после себя выжженную землю. Пусть тот, кто въедет, убедится, что здесь жили люди, а не скоты».
Я согласна. Вот не знаю, согласятся ли наши строители — не роптать.
Я рада, что благодаря судебной волоките столько людей успело еще побывать в доме К. И. и еще успеет. Мы будем украшать дом и сад до последнего дня. Вот только сад — погибшие яблони, вишни и жасмин — восстановить не успеем.
В конце концов нас, конечно, выселят. Но и выселяться будем с достоинством. Уже и сейчас дом окружен симпатией, заботой, любовью людей.
Женя Пастернак говорил по телефону с одним средней высоты чиновником в Мин. Культуры. Тот сказал ему: «Нам трудно противостоять Союзу Писателей. Это очень сильная организация».
